как же тут было спокойно до тебя! Хороший подарок ты сделал, правда?
— Марина, Марина! Право, послушай: да, я гордый дурак, но мне надо, надо было тебе сказать, надо… Урод я, но найду для тебя место гораздо лучше этого! Клянусь, клянусь всем, что имею! Для этого я и прошёл тернистый путь — чтобы сделать тебя счастливой…
— Я тебе уже всё сказала! Мне было хорошо тут, но ты… Идиот! Ты… Прощай!
И пошагала женщина сия… Печаль, горе великое явилось, ударило по сердечку героя нашего! Не хотелось ему более гнаться за нею, ибо видел он, что всё глупо и смешно… Жизнь его так быстро утратила всякую краску! Последняя его радость была видеть уходящую её, а после — глупая, глупая бессмыслица! Не нужно ему, право, ничего…
Однако ж бам! — сей Вадим… Да! Точно оса, выскочил и…
И мир раба разделился вновь… Господи! Ещё один человек отошёл в мир иной… Пером, право, не описать то, что чувствовал Арсений! То было сборище всего самого ужасного и самого грешного, составляющего разум наш. Глаза его, казалось, загорелись красным огнём, и взгляд сей, в котором не видно было человека, точно огнестрельное оружие, уже глядел в сторону наёмника. Этот взор внушал страх такой силы, что даже Вадим не был способен его побороть.
Какие-то нечеловеческие фразы вдруг градом посыпались из уст героя нашего! То являлись ужасающие, незнакомые, казалось, даже ему выражения! И столь кошмарным было состояние Арсения, что он весь точно потемнел, как будто ушёл под тень, словно даже лучи солнца боялись его беспокоить… И яростью сей, сим неистовым гневом вдруг все три разбойника, особливо Вадим, как под тоннами металла, согнулись и упали наземь, пытавшись дышать, однако ж — тщетно…
И вновь отошли люди! Господи, Господи, страшно всё сие!
И лишь только умерли эти разбойники, к Арсению вернулся прежний облик. Он стоял, не разумея, что произошло же, тяжело вздыхая и страшась… Он хотел что-то вымолвить, но — не мог.
Сан’сан сразу же побежал к Марине, дабы узнать, возможно ли что-то предпринять для сохранения жизни её, однако кровь лилась из шеи, куда был нанесён страшно точный удар. Жрец тряс её, тряс, надеясь, что, быть может, что-то да поможет, но увы! И Арсений прибежал к ней, и с таким старанием, будто это был закрытый сундук с сокровищами, пытался, пытался её пробудить, шептал что-то неясное, рыдал, молил все силы, но, но…
— Марина! Марина! Ты меня слышишь? Я зову тебя, вернись в тело своё! Молю тебя!.. Марина! Как может пропадать красота!..
И слеза упала на чело её…
***
Было столь тихо, столь спокойно… Вечер веял таким приятным теплом, и казалось, обещал завершение долгой цели или знаменовал приближение к этому завершению, так что было так легко и беззаботно!.. Где находились герои наши — Бог лишь знает один, а я всё сижу, сижу на холме, хотя солнце уж давно зашло за горизонт… Я гляжу туда, вдаль, где совсем недавно происходило сие необычайное происшествие, которое совершали знакомые нам персонажи. Эта башня, точно самое древнее и самое могущественное дерево в лесу, была, увы, осквернена сими преступниками… Нет, они все преступники — не только троица бандитов, но и троица наших заурядных человечков!.. Ну ладно! Бывает, всё бывает… Хоть люди и боятся смерти, но будем надеяться, что погибшие в результате сей миссии попали не к дьяволу, а к Богу, хоть содеянное и достаточно плохо. Впрочем, коль вы не знали, те, кто в аду, там находятся, ибо там им лучше, нежели в раю, потому что сим людям противен Бог, но нравится грех и диавол. Но а если Бога любили погибшие, то надо верить, что сия любовь, даже если и была бесплодной, перевесит желание грешить, так что люди попадут к Господу… А впрочем, нечего суетиться: нужно лишь на Христа надеяться! Что будет, то будет лучше всего. Хотя надо, знаете, приступать и к следующей главе, так что придётся покинуть сии удивительные, по-настоящему удивительные просторы… Ох, если ширь эта столь хороша, то, Господи, каково же то, что Ты уготовил любящим тебя! Ибо сказано: «Вот, Я творю новое небо и новую землю, и прежние уже не будут воспоминаемы и не придут на сердце», а также: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его». Итак, всё нормально.
Глава 4. Похороны и новые знакомства
Неужто третья глава кончилась? Неужто началась новая глава? Поразительно! Однако ж куда-то подевался писатель, ибо редко, столь редко стал он появляться читателям… Сказать честно, я из виду потерял героя нашего и совершенно не знаю, что делать. Что было после операции — понятия не имею; ибо как смогли герои наши пойти обратно? Загадка — однако ж уже ничего не поделать. Впрочем я не обойду размышлений, которыми питаюсь.
Предположим, что герои всё бросили и пошли; однако же что город? неужели не заметит он произошедшего кошмара? да и неужели не прибегут какие-нибудь органы, сие должные регулировать, иль военные какие? Нет, всё так непонятно и странно, что мыслить логически не представляется вещью настоящей, возможной — посему, как ни странно, отложим сие. Но, несмотря на всё, я хочу говорить, говорить хочу. О чём? Бог его знает. Разве не кончились все сии запасы размышлений? Кажется, что будто бы всё уже я смог с вами обсудить, читатели. Помню, помню: я что-то откладывал на потом, дабы сие раскрыть; однако ж я уже и забыл, что именно. Ладно, ладно! суета всё и томление духа! Вернусь я в реальность.
Вот, всё сижу я, сижу на сём холме, ибо я не ушёл, увы, но ныне не так уж и спокойно, ибо чувствую я какую-то страшную, страшную силу, меня тревожащую. Она стенает, ноет, ревёт и, Господи, как же сильно страдает! А! Христе! Что это? Какие-то непонятные слова вдруг стали появляться в моей голове, которые я вроде бы понимаю, что значат, но перевести их не могу. О! Боже! Какой ужасный, замученный образ вдруг предстал пред моими очами! О, Господи! И образ сей вдруг превратился, испытав на себе всё разнообразие красок, в (неужели!) Арсения! Отче, Отче! Как же страдает он, как же печалится от произошедшего!
«Жить!.. Жить!.. Зачем? Не лучше ли закончить… глупость? А-а-а… Как же ужасна жизнь сия! Не может быть, не может же быть всё
