становится легче, и воздух уже не кажется таким холодным, и ветер приятно развевает тяжелые волосы Анэ. Какая бы сила ни теплилась в ее теле, сейчас это пойдет на пользу.
В голову приходят образы, которые она сама никогда не смогла бы представить: незримый природный дух и его сильный, громкий голос; духи-уродцы, спрятавшиеся в скалах и незаметно помогающие охотникам; морская пена, изрыгающая на берег живую, кипящую древнюю силу.
И Анэ знает, чувствует, что нужно сделать, но окончательно пробуждается лишь тогда, когда начинают кричать люди. Сразу несколько женщин – и кричат они громко, хрипло, изо всех сил. Она подавляет в себе слабое желание спрятаться и переждать бурю. Застыв на месте, думает о том, что, спрятавшись и отказавшись помогать людям, она лишь сделает еще один шаг навстречу отцу. Тому самому, которого люди и уважали, и боялись. И на кого смотрели с таким всеобъемлющим, благоговейным страхом.
Поэтому Анэ, глубоко вздохнув, крепко сжимает в руке жезл и бежит к выбранному месту – углублению за одним из домов, где сугробы не такие высокие, а зеленые стены защитят ее от взгляда катутаюков. Анэ бежит к нему против ветра, мысленно считая шаги.
Один.
Два.
Десять.
За спиной взрывается все больше голосов, но она не разрешает себе останавливаться – и лишь жестокие порывы ветра заставляют ее на несколько мгновений закрыть глаза. Открыв их, она понимает, что почти на месте. Анэ быстро прячется за дом и тут же принимает позу, которую подсказывает ей внутренняя сила, – одним коленом и одной стопой в снегу, жезл с поясом погрузить глубоко в промерзлую землю, закрыть глаза и опустить голову.
Пока люди кричат и бегут, пока земля трясется и едва не выплевывает жезл, пока все вокруг сходит с ума и дрожит, вопит, стенает – Анэ вкладывает свой разум, всю свою душу в этот жезл и пояс, и свою руку, что их сжимает.
Тело сковывает тяжелое понимание, что она так ничему и не научилась. У нее есть одно-единственное преимущество – ритуальный жезл и пояс. И надежда, что какие-то силы отзовутся на призыв. Она не понимает, как ей использовать бубен, каких духов призвать себе на защиту, – и на этой мысли весь мир затихает, а мыслями Анэ уносится далеко во тьму пещеры. Она начинает петь, сначала тихо, а потом все громче и громче незнакомую песню, вскоре возносящуюся над шумом на улице.
«Я помогу!» — кричит дух в голове Анэ, и земля тут же вздрагивает так сильно, что рука ослабевает, а сама она падает в сугроб, придавленная тяжестью.
Мгновение – и все ее лицо погружается в холодный снег. Еще мгновение – и Анэ садится обратно, вытирает лицо.
Дух должен помочь. Должен спасти людей, пока катутаюки не разрушили все дома своими слишком большими, неповоротливыми телами. Анэ крутит в голове эту мысль, не давая себе переживать, не давая бояться.
Ей трудно даже двигаться, но она заставляет себя держаться – ведь на ближайшем холме она видит фигуру отца, неподвижно следящую за ней. Его дочь становится ангакоком. Анэ хочется засмеяться, но следующий толчок земли заставляет ее замереть на месте, уставившись на отца.
И все замирает следом.
Крики замолкают. Дух больше не висит тяжестью в воздухе, и Анэ с облегчением замечает, как возвращаются к ней силы.
Все вокруг тихо и мертво. Отец тут же исчезает, и теперь Анэ смотрит лишь на безликие серые холмы, едва-едва освещаемые лунным светом.
Ей нужно повернуться, отойти от зеленого дома и узнать, что происходит. Всего три маленьких действия. Но Анэ лишь неотрывно смотрит на холмы, чувствуя нарастающую боль.
Болит голова, болят глаза, и страх словно сжимает все внутренности.
Так ли нужно оборачиваться? Готова ли она увидеть пустую мертвую землю? Готова ли ощутить запах крови и провожать взглядом безжизненные тела тех, кто еще недавно кричал и двигался?
Далеко среди холмов Анэ видит темную долговязую фигуру – уже заранее зная, что это лишь выдумки наравне с образом отца, но все равно внимательно вглядывается в каждое движение длинной худой тени. Только слабые воспоминания об Апитсуаке заставляют ее обернуться. Она делает глубокий вдох и поворачивается к людям.
Отойдя от стены дома, Анэ видит огромную, высокую гору пепла, на которую падает лунный свет. Люди столпились вокруг нее, молчащие, недвижимые.
Анэ медленно ступает вперед, через холодный воздух, густой и вязкий, словно жирный суп, и пытается помочь себе руками, опереться хоть на что-то, но руки ее беспомощно падают вниз. Она достигает людей. Смотрит, как и они, на эту гору пепла, безжизненно лежащую на мерзлой почве. Черный пепел на белой земле.
Позади людей лежат груды обломков. Дома, разрушенные катутаюками.
Анэ поднимает взгляд – и видит, как удаляются в горы оставшиеся существа. Земля больше не дрожит, и их длинные качающиеся фигуры становятся все меньше с каждым мгновением.
Она скорее чувствует, чем слышит нарастающий гул из какого-то далекого дома. Голоса людей достигают Анэ так медленно и слабо – словно издалека. Гул нарастает, и вот Анэ уже впивается взглядом вдаль, пытаясь распознать источник.
Он доносится из дома Анингаака.
На границе зрения резко темнеет, а воздух становится еще более холодным и чужим – словно боги изменили мир по щелчку пальца.
Анэ видит только дом. Маленький багровый дом, затерянный в сугробах, и с его высокой угловой крыши медленно падает снег. Анэ начинает идти.
Стук-стук, стук-стук – мерно стучит в ее голове, и с каждым шагом Анэ то ли приближается, то ли еще сильнее отдаляется от дома.
Она узнает этот гул. Она слышала его в комнате ангакока, а потом – много раз во сне. Этот гул скоро превратится в голос, а потом и в крик, истошный мерзкий крик, который слизью осядет в ушах и затвердеет там, сольется с кожей, останется навсегда.
Анэ очень быстро оказывается у двери и, немного помедлив, резко ее открывает и входит внутрь.
В темном коридоре на полу лежит череп. Большой гладкий череп, чьи очертания она скорее угадывает, чем правда видит. Остальное она додумывает сама – блестящая гладь костей, огромные черные глазницы и легкие покачивания с нарастающим криком в ушах.
Дальняя дверь открывается, и оттуда выглядывает испуганное лицо Атанганы – даже не лицо, круг, искаженный гримасой ужаса. Анэ машет ей руками, и женщина тут же скрывается за дверью.
Следом скрипит входная дверь, которую Анэ забыла закрыть, – впереди вырастает длинная тень, за спиной раздается громкое тяжелое дыхание. Она с облегчением выдыхает, зная,
