хлопнул ими сверху по своей пачке.
— Третий круг. Ставка принята. Вскрываемся! — озвучил крупье.
Долгая пауза и, наконец, карты обоих оставшихся в игре — легли на стол.
Два плюс три, то есть две одинаковых и три одинаковых: фул-хаус. Не Бог весть какая крупная карта и что самое удивительное, у обоих оказались именно такие наборы.
Кто-то из зрителей шептал и тыкал пальцем в направлении карт.
Как мне бегло объяснял Толяка, старшинство определяется по «тройке», у кого большего старшинства «тройка», тот и победил. Если это будет одинакового старшинства карта, то определяют по масти.
У индейца была пара тузов и тройка восьмёрок.
У Рябинского пара двоек, но тройка на вальтах, то есть — он победил.
Сдержанный вздох прошелся по рядам зрителей, я мельком глянул на Толяку. Он деланно кивал головой, но по хитрым глазам стало понятно, он знал карточный расклад ещё до первой ставки. Интересно, а как он преодолел амулет индейца?
И, тем не менее, он как-то сделал это.
Рябинский с блеском в глазах загребал карты и смеялся как дошкольник, обскакавший своих сверстников.
По холодному азартному блеску глаз Толяки я понял, что именно сейчас и началась игра.
Именно сейчас Рябинскому стоило бы оставить пару фишек на чай крупье и свалить. Но также очевидно, что его азарт не даст уме уйти со стола, хоть трактором тяни.
Победитель с солидным видом встал, вернул мне мои сто пятьдесят рублей и пожал руку.
Я заметил, что в зале, чуть поодаль стоит и смотрит на меня мадам Кукушкина. Я поднял рюмку водки и сделал вид, что выпиваю её, преодолевая горечь, а сам стрельнул глазами на бармена. Хозяйка нахмурилась, но взгляд мой проследила и переместилась к своему подчинённому.
Крупье сдавал, Рябинский победно посматривал на меня, на Толяку, на индейца, а его вискарный стакан снова был полон.
Пас, пас, Рябинский играет, ставит сразу сто рублей, остальные пасуют.
Ещё пара раздач прошли скучно, карта не шла.
В следующую сдачу я аккуратно за краешек приподнимаю свои карты. Пятерка, валет, пятерка, дама, десять.
Делаю минимальную ставку, я в игре. Поднимаю глаза, хм… В игре все игроки стола.
Толяка не улыбается, его магия прощупывает карты.
Валет, дама, десять, разных мастей — части «стрит», прямой иерархичной последовательности, но для «стрит» нужно чтобы вместо двух пятёрок выпали девять и восемь или король и девять, либо же туз и король. Вроде бы так. Любые другие карты мне не подходят. Или скинуть всё кроме пятёрок, чтобы словить «сет», о есть — тройку?
Поскольку я стараюсь держать себя вне азарта, иду по второму варианту, меняю три карты, крупье даёт мне три новые.
Поднимаю — пятёрка, туз, пятёрка. Ого, четыре одинаковых «на пятёрках», каре.
На лице никаких эмоций, кладу карты, нечего их греть. Прищурив глаза смотрю, как и сколько меняют и добирают остальные.
Первая ставка от мажоров, они улыбаются в свои юные усы, перешучиваются и ставят по двадцать пять рублей. Негласная очередь доходит до меня.
— Сто, — кладу фишки и смотрю на Толяку. Его лицо — маска и ничего не выражает.
Мажоры почти без запинки поднимают свои ставки, выравнивая до сотен.
Девушка смотрит на всех, хлопает ресницами и принимает ставку. Индеец тоже ставит сто.
В ставках нет строгой очередности, можно принять или спасовать в любой момент, причем зачастую это делается жестами — карты, отданные крупье (по правилам, он не имеет право их смотреть, а сразу же тасует их в колоду) или ставка на стол.
Толяка пожимает плечами и тоже подтверждает ставку, а вот Рябинский внезапно поднимает до двухсот пятидесяти.
Интересно девки пляшут. Либо хорошая карта выпала всем, либо тут много любителей блефовать.
Один из мажоров и девушка — выходят из игры. В игре — индеец, я, второй мажор, Толяка и сам Рябинский.
Я ставлю столько же, двести пятьдесят, мелькает запоздалая мысль, что я не успеваю так быстро зарабатывать, как трачу. Хуже то, что в настоящий момент дрожь возбуждения, страх, азарт и чувство риска пробивают меня.
Спокойно, Аркадий, говорю я себе.
Индеец на следующем круге поднимает до тысячи и тут уж у меня возникает большое желание выйти из игры. Вообще-то деньги у меня как раз таки есть, но я сюда пришёл не играть.
— Поддерживаю, — без тени улыбки отвечаю я, фишек у меня столько нет, достаю наличные из кошелька.
— Поддерживаю, — Толяка ставит фишки. Интересно, он на свои играет или на деньги казино, то есть — Кукушкиной? Но игрок он матёрый, не думаю, что он намерен проиграть.
— Пас, — выбывает второй мажор.
— Пусть будет тысяча, — мерзко ухмыляется Рябинский и ставит наличные, которые выиграл накануне.
— Третий круг, — в гробовой тишине провозглашает крупье.
Все вокруг замерли. Сбоку от меня стоит Лещёв с полуоткрытым от волнения ртом, поодаль Кукушкина, она хранит молчание, на лице ни тени осуждения или радости. Формально, если не знать, что Толяка её работник — казино в этой партии и не играет, а только предоставляет стол.
Многие приходят в игорный дом не, чтобы поиграть самим, а что-то посмотреть. Ну что сказать, зрелище любопытное, а для тех, кто не делал ставки, ещё и бесплатное.
На третий круг первую ставку ставит индеец.
— Десять тысяч, — он лезет в карман и чуть подрагивающими пальцами отсчитывает почти всё что у него было.
— Принято, — кивает крупье.
— Пас, — мой голос хрипит, я выхожу из игры. Всё же мне участок нужен, а не карточная игра. Однако, маховик событий уже запущен.
— Принимаю и поднимаю, — веско отвечает Рябинский, — ставлю участок на Макарьевской изнанке, стоимостью двадцать тысяч. Прошу бумагу и ручку, напишу расписку.
— Кто-то должен подтвердить номинирование в этой стоимости, — бесстрастно качает головой крупье. — Причем этот «кто-то» тем самым обязуется выкупить это имущество по заявленной цене. Желательно, показав, что у него такие деньги есть, наличными или банковской распиской. Таковы правила казино.
Рябинский хмурится и обводит взглядом присутствующих, надолго задерживается на мне.
— Илларион, я могу тебе пару тысяч подкинуть в долг, по расписке, но твой участок не стоит двадцати, — вступает в разговор коренастый, в бардовом пиджаке мужик, похожий на «нового русского из девяностых», один из толпы, обступившей стол.
Рябинский густо краснеет.
— Он стоит двадцать, — стискивает зубы контрабандист.
— Принимаю ставку десять тысяч, — тем временем, говорит своё слово
