больницу, зачем весь этот фарс с судом? Боже, что я наворотила… Я думала, что мой ребенок разрушит брак и, возможно, жизнь Марка, но до меня уже основательно постаралась Лена. Он не изменял жене. То есть, фактически, получается, изменил, но, видимо, к тому моменту от его семьи уже ничего не осталось. Но я же самая умная: все решила, послушала Яна, и теперь… Теперь понятия не имею, могу ли я что-то изменить. И простит ли меня Марк? В этом Лена могла оказаться права.
Мимо пробегают санитары и через какое-то время выходят, выводя Лену, брыкающуюся, шипящую и озлобленную.
— Я всем скажу, что это ребенок Марка! Всем! — дергается она в мою сторону. — Вы ничего не получите!
— Спокойно, спокойно. Сейчас аминазинчику и спать, — похлопывает ее по плечу санитар и выволакивает из отеля.
Я поднимаю взгляд на Марка: он растерянный и растрепанный стоит около ресепшн и смотрит на меня. Он поверил ей? Как бы она ни была безумна, если она успела ему объяснить, как правильно рассчитывают срок беременности, он должен был засомневаться, как минимум. Идет ко мне, я нервно сглатываю, готовясь к неприятному разговору.
— Извини, что тебе пришлось через это пройти, — тихо произносит Марк.
— Я в норме.
— Я не знал… В смысле, я подозревал, что она не совсем нормальная, но такой приступ у нее впервые. Наверное, Фарида вчера позвонила и накрутила ее…
— Понимаю.
— В общем, прости за все, мне надо позвонить ее отцу, адвокату… Дел невпроворот. Я скажу, чтобы тебя переселили в другой номер.
— Ничего, я сама разберусь, — выжимаю вежливую улыбку, и Марк, кивнув, исчезает в коридоре.
Он не поверил ей. Ни о чем не догадывается. Что ж, может, оно и к лучшему, потому что я не готова к ненависти в его глазах. Встаю, придерживая живот, медленно двигаюсь к стойке администратора.
— Девушка, закажите, пожалуйста, такси.
— К какому-то времени?
— Полчаса, я только соберу вещи.
17
Марк
— Не поймите меня неправильно, но это просто редкая удача! — адвокат выглядит счастливым, как маленький мальчик, который нашел под елкой долгожданную железную дорогу.
— Боюсь, я в принципе вас не понимаю, — прохожу в переговорную адвокатской конторы и вешаю мокрое от февральского снега пальто на спинку стула. — Теперь суд отложится на неопределенный срок и…
— Нет-нет, дело не в этом, — отмахивается Андрей. — То есть суд, конечно, от нас никуда не денется, но ситуация изменилась в корне.
— И в какую сторону?
— В лучшую, Марк Робертович! В самую что ни на есть лучшую! По закону вы теперь можете получить развод в одностороннем порядке. Через регистрирующие органы. Мой помощник только что получил подтверждение главного врача: вашу супругу официально признали недееспособной. Значит, ее согласие нам уже не требуется.
— А раздел имущества?
— Здесь сложнее. Теперь Елену будет представлять в суде ее официальный опекун. Собственно, — Андрей сверяется с часами, — он подъедет сюда с адвокатом минут через десять, и мы попытаемся обсудить ситуацию.
— Прекрасно.
Сарказм, разумеется, но Андрей, воодушевленный новостями, этого не замечает. Борис Петрович прилетел в Питер на следующий день после моего звонка. Устроил мне разбор полетов, орал, что это я довел ее дочь до сумасшествия, а теперь хочу выбросить, как ненужную вещь. Настоял на переводе Лены в Москву, в лучшую клинику. С тех пор прошло уже две недели, на связь он не выходил, и я не думаю, что это хороший знак.
Я вернулся домой. Не бывал там уже очень давно, стараясь не пересекаться с Леной, и теперь пожалел об этом. Стоило мне переступить через порог, как я понял: все можно было прекратить гораздо раньше. И Лена не напала бы на Сашу.
Дома меня ждал не просто запустение. Хаос. Разбитая посуда в кухне, изрезанная мебель в гостиной, ведро с пеплом в спальне. Видимо, Лена жгла фотографии. Любой человек, даже совершенно далекий от медицины, понял бы, что в этом доме жил сумасшедший. Я вызвал клининг и фирму по вывозу мусора, попросил их забрать всю испорченную мебель. Остался один в пустом доме и еще долго вспоминал звоночки, намеки, странности, которые должны были натолкнуть меня на мысль о Лениной болезни. Я виноват, знаю. Я в упор не замечал очевидного, отмахивался от жены, списывая ее поведение на истерики. И уходил в сторону. Несмотря на то, что наш брак был фикцией, женившись на Лене, я взял на себя определенные обязательства — и не выполнил их. Я мог бы раньше обратить внимание, найти специалиста… Что-нибудь сделать! Эти ее резкие смены настроения, ничем не обусловленные слезы… То образ жертвы, то приступы гнева. Если бы я вовремя принял меры, она бы не кинулась на Сашу.
Я даже не знаю, почему вдруг пришел тогда в ее номер. Мама позвонила и попросила проведать Сашу, мол был странный звонок, тут же сбросился, а потом — «абонент недоступен». Если честно, я и тогда решил, что мама, как обычно драматизирует. И идти не хотел. Было еще слишком рано, мамин звонок застал меня в постели, и я был уверен, что Саша наверняка еще спит. Может, просто придавила телефон во сне — мало ли? Но что-то дернуло меня, я, недовольный и сонный, побрел к Сашиному номеру. И еще из коридора услышал вопли Лены.
Сказать, что в ту секунду мне стало страшно, — не сказать ничего. Я… Не знаю, я на одно мгновение представил, что с Сашей может что-то случиться, и моя жизнь тут же перестала иметь всякий смысл. Черная пустота. Хуже смерти.
Понятия не имею, каким чудом мне удалось сохранять внешнее спокойствие. Внутри все горело адским огнем, в ушах шумело, я думал, что убью Лену. И если бы она хоть пальцем дотронулась до Саши, убил бы. А потом… Потом Лена извивалась в моих руках, дралась, пыталась меня укусить. Я чувствовал себя экзорцистом, который держит демона: Лена выплевывала мне в лицо странные фразы о том, что Саша ждет моего ребенка, о том, что моя мать проклянет меня за предательство. Я вроде и понимал, что все это бред сумасшедшего человека, но каким-то образом слова Лены попадали по самому больному.
Когда все было кончено, включая неприятный разговор с тестем, я узнал, что Саша уехала. Ее трудно было в этом винить: после такого я бы тоже не захотел оставаться в стенах «Богемы». Собственно, я и не
