– Господи, почему же ты врача не вызвала?
Эмилия на мгновение стала похожа на Юдифь.
– Non voglio nessun dottore,[17]– пронзительным голосом отвечала она.
Кора схватила Эмилию за плечи и начала ее трясти.
– Что случилось?
Эмилия зарыдала.
– Это было неизбежно, – всхлипнула она, – так продолжаться не могло. Мы все были у него в руках.
– Что было неизбежно?
– Ну, я дала ему яд…
Мы беспомощно переглянулись.
– Не иначе она спятила, – сказала Кора.
– Надо вызвать врача и полицию, – сказала я Эмилии, – но мы ничем не можем тебе помочь.
– Врач ему тоже не поможет, – ответила Эмилия.
– Так ведь он должен выдать свидетельство о смерти, ты что, сама не понимаешь? Дон не может так вот оставаться на кухне. – Словно для зашиты, я взяла Белу на колени.
Эмилия утерла слезы и сказала:
– Ну ничего-то вы не смыслите. Этот парень собирался вас шантажировать. Я, между прочим, тоже могла бы вас шантажировать, если вы, конечно, кое-что припомните. Я тоже могла бы рассказать полиции одну премиленькую историю.
Я оцепенела, а Кора холодно произнесла:
– А тебе никто и не поверит. Короче, как ты намерена поступить с этим трупом?
Эмилия воспрянула духом:
– Я уже подумала об этом. Все проще простого.
– Валяй, выкладывай, – сказала Кора.
– Нет, – возразила я, – этого я даже и слушать не желаю. Если Эмилия убивает наших гостей, пусть тогда сама изволит нести ответ.
– Я-то думала, что ты моя подруга, – ответила Эмилия, – а ты никакая не подруга, ты змея. Я, между прочим, сама видела, своими глазами, как ты по приказу убила Хеннинга. И я все вам простила, потому что люблю вас, потому что я счастлива с вами, потому что хочу оставаться такой же счастливой и впредь. Я убрала этого парня именно потому, что предана вам. И какую же я встречаю благодарность? – Эмилия принялась ломать руки над пармезанским сыром, изображая воплощение скорби, после чего продолжила свои речи: – Ах, как прекрасно было на море! Вот так я надеялась провести закат своих дней: две милые дочки, внук, собачка. Мне казалось, что вместе с вами я и сама молодею. А потом откуда ни возьмись заявляется такой дьявол и губит все, что можно. Мои девочки больше не ладят между собой, в доме шум и гам!
– А мы вовсе не твои девочки, – возразила Кора, – так что прибереги эту драматическую сцену для прокурора.
– Ладно, ладно, – сказала Эмилия, – вы еще у меня удивитесь. Думаете, вам удастся найти кого-нибудь, кто станет от зари до зари вас обслуживать, убираться, стряпать, стирать, ходить за малышом и гладить ваши блузки? Такого и родная мать не стала бы делать, неблагодарные вы эгоистки! Да еще подумайте вдобавок: стань этот тип известен в наших краях, вам бы не удалось так легко заткнуть ему рот. А теперь никто и не заметит, что его не стало.
Мы молчали в полном ошеломлении. Хоть Эмилия и была права, но, с другой стороны, она отнюдь не терпела убытков при несправедливом распределении функций в нашей коммуне.
– Мало того, он пнул Пиппо да еще нассал на мои маргаритки, – добавила она, пылая от негодования.
Кора решила переменить тему:
– Это ж надо, какие пропасти перед нами разверзаются! А не можешь ли ты по дружбе объяснить нам, что ты собираешься делать с трупом?
– Когда я езжу в гости к своей кузине, – обрадовалась Эмилия, – то помогаю ей при забое свиней. Так вот, я бы его разрезала на куски, скажем, на двенадцать кусков, заморозила их по отдельности, а потом уже куда-нибудь сплавила по кусочку.
Я прямо обомлела.
– В моем доме, – взревела Кора, – никакие трупы на куски резать не будут, самые маленькие пятнышки крови можно будет разглядеть даже спустя несколько лет! В жизни бы не поверила, что ты способна на такую пакость. Ты у нас часом не извращенка?
– А ты? – ответила Эмилия вопросом на вопрос. – Только и знаешь, что рисовать зарезанных мужиков и отрубленные головы. Это, по-твоему, как называется?
Я позволила себе осторожный вопрос:
– Куда же ты намерена девать эти двенадцать кусков?
– Ну, это проще простого. Пойду гулять с Белой и положу кусок в его коляску. Уж туда-то никто не станет заглядывать…
Тут завизжала я:
– Мой Бела не будет сидеть на покойнике!
Но тут вдруг проявила интерес Кора:
– Ну если чисто теоретически: куда ты намерена отнести эти куски?
– Да выброшу в парке, в урны для мусора.
Кора отрицательно замотала головой:
– Первый раз такое может сойти, ну, еще куда ни шло – второй, но потом они наверняка начнут слежку, и за каждой урной станет наблюдать полицейский.
У Эмилии было в запасе и другое предложение:
– Ну, я могла бы навестить Альберто и побросать куски в какую-нибудь открытую могилу.
– Так уже лучше, – согласилась Кора, – но если в пустой могиле будет валяться какой-нибудь посторонний предмет, это сразу бросится в глаза. А кроме того, я вообще запрещаю резать его на куски.
Эмилия невозмутимо отвечала:
– Ну и рисуй свою отрубленную голову! Впрочем, у меня есть и еще одно предложение: когда будут сжигать отца Майи, мы втроем отправимся в крематорий, чтобы попрощаться с ним. И каждая из нас понесет четыре пакетика, в каждой руке по два. А когда мы останемся наедине с умершим папой, мы подложим под него все пакетики, так что и папу, и Дона с ним за компанию отправят в печь.
– Какая богатая фантазия! – восхитилась я.
Но и этот гениальный план Кора не одобрила.
– Как это будет выглядеть со стороны, если каждая из нас притащит четыре тяжелых пакета? Цветами их не замаскируешь. Это ведь получается по сорок фунтов на человека! И я остаюсь при своем мнении: резать на куски нельзя. Я уж и не говорю о том, что с этих пор мне будет омерзительно пользоваться нашим морозильником.
Пока они препирались, я успела покормить и уложить Белу. Но когда я снова вернулась на кухню, они засовывали безмолвного Дона в два пластиковых мешка с головы и с ног, потому что одного мешка оказалось явно недостаточно. Стало быть, Кора решила не вызывать полицию.
– Хорошо бы паяльник, – сказала она. Как обычно, Эмилия умела повернуть дело наилучшим для себя образом. Она сварила горячим утюгом оба пакета на уровне груди Дона. Между делом она выдавливала из пакетов остатки воздуха, словно собиралась заморозить гигантское жаркое.
– Дальше что? – спросила я.
– Так ничего наружу не вытечет, – ответила Эмилия, – а теперь пора спать. Завтра посмотрим, что к чему. – И закрыла ставни. – Завтра, может, придут рабочие, – добавила она.
