Я вспомнила те случаи, когда судьба сталкивала меня с леди Анной, вспомнила и то, что ни одного человека она не оставляла равнодушным. Было ли здесь колдовство? Или притяжение сильной личности? Скорее — последнее, а если дело касалось мужчин — то и зов плоти, который после поцелуев Рейфа и мне стал доступен.
Про себя я решила, что леди Анне нет нужды прибегать к чародейству, дабы сохранить и преумножить любовь короля.
Глава 26
Как только мы вернулись в Болье, принцесса почувствовала себя нездоровой: у нее заболели голова и живот. Ее врач не понимал причины недуга. Он давал ей всевозможные снадобья, которые ее желудок извергал. Он пустил ей кровь, но от этого она только ослабела.
На следующий день Мария отказалась есть, отворачивалась от наваристых бульонов и соблазнительных сластей. На третий день болезни глаза ее запали, а щеки ввалились. Бедняжка кусала губы, чтобы не разрыдаться, а ее тоненькое тело то и дело скручивал новый приступ боли.
У меня сердце разрывалось от жалости, когда я видела, как ее высочество, задыхаясь, вновь хватается за живот, пытаясь унять очередной спазм.
— Что может вызывать такие страдания? — шепотом спросила я у Марии Витторио. Та в ответ бросила что-то резкое, возможно, ругательство, по-испански. Потом она сделала мне знак, и мы спешно вышли из спальни принцессы. Ни слова не говоря, она устремилась на кухню, а я за ней, С растущей тревогой я наблюдала, как она проверила каждый пучок пряностей, свешивавшийся с балок. Не до конца удовлетворившись исходом этой проверки, она резко повернула к выходу.
— Что ты ищешь? — спросила я.
Мария была уже во дворе. Я бегом пустилась вслед за нею и догнала ее у винокурни. Здесь гнали спирт, делали настойки и ликеры, смешивали духи и притирания. Внутри на меня обрушилась лавина запахов, от аромата лаванды и розовой воды до более утонченного запаха жасминовой эссенции, который так любила графиня Солсбери. На столе в специальном оборудовании шла перегонка, но никто не надзирал за совершаемым процессом.
Я схватила Марию за руку и заставила посмотреть мне в лицо:
— Что мы тут делаем?
— Я ищу яд.
Я вскрикнула и отпустила ее руку, а она вновь принялась исследовать травы, запасы которых в винокурне были весьма обширны. Руки ее дрожали, когда она перебирала пучок за пучком, открывала банку за банкой, что-то нюхала, а что-то даже пробовала на вкус.
Я едва могла шевелить языком от ужаса, но решилась спросить:
— Ты думаешь, принцессу Марию отравили?
— Вполне возможно, особенно в свете того, что случилось с епископом Рочестерским[90]. Отец недавно написал мне об этом. — Она отодвинула в сторону перегонный куб и принялась внимательно рассматривать ступку и пестик.
— Расскажи мне, что произошло с епископом.
Не прерывая своих поисков, Мария начала:
— Это случилось в конце февраля. Епископ Джон Фишер находился в Рочестер-Хаусе в Лондоне. Повар сварил ему суп, но епископ не стал его есть. Он — святой человек и часто постится. В тот раз это спасло ему жизнь.
— Что было в супе?
— Никто не знает. Какой-то порошок. Позже повар признался, что добавил его в котел. Признался под пыткой… — добавила Мария, понизив голос до шепота.
Я невольно содрогнулась.
— Повар уверял, — продолжала моя подруга, — что ему сказали, будто это какая-то шутка и что порошок — всего-навсего слабительное, от которого епископ и его домочадцы почувствуют лишь легкое… неудобство. Вместо этого почти все в доме серьезно заболели, а двое — один из слуг епископа и бедная старая вдова, получавшая объедки у дверей кухни, — умерли.
— Почему кому-то понадобилось извести епископа? — спросила я.
— А ты не понимаешь? Леди Анна Рочфорд на него разгневалась за то, что епископ Фишер поддерживает королеву Екатерину в Великом Королевском Деле. А коль скоро у Анны поднялась рука на духовное лицо, она вполне может попытаться отравить принцессу. Если кто-то из приспешников королевской фаворитки работает на кухне, то ему добавить злое зелье в еду труда не составит. Не все яды имеют плохой вкус или запах.
— Ее высочество умрет? — прошептала я.
— Я могу ошибаться. Я молю Бога, чтобы так и было. Отец много рассказывал мне о травах, потому сейчас я хочу посмотреть, не найдется ли вокруг чего подозрительного. Если я пойму, что дали ее высочеству, возможно, я смогу составить противоядие.
— Но на кухне ты ничего не нашла.
— Ничего. Впрочем, и здесь тоже все в порядке, — призналась Мария, ставя обратно на полку мерный стакан.
— И никто из нас не заболел.
Но Мария была уже снаружи.
— Я иду на огород, — крикнула она мне через плечо.
Мне вновь пришлось следовать за ней.
— Как можно спрятать здесь ядовитые травы? — спросила я ее, когда мы стояли под холодным апрельским солнцем между аккуратно посаженными рядами базилика и огуречной травы, фенхеля и розмарина, щавеля и других полезных и вкусных растений.
Пока я жила дома, меня учили распоряжаться на кухне и винокурне, но при дворе эти уроки прекратились, хотя полученных знаний хватало, чтобы, например, поставить припарку с настоем черноголовки, вином и водой, призванную вытянуть заразу из раны.
— Некоторые травы могут не только излечивать, но и причинять вред. — Мария нагнулась, изучая стройные ряды растений и повторяя их названия: чистец, петрушка, лебеда, кориандр, шалфей, ясенец, иссоп, мята, рута, сальвия, пижма…
— Ну, пижму никак нельзя назвать ядовитой, — заметила я. — В конце Великого поста мы всегда пекли пироги с пижмой.
— В эти пироги кладут не сами растения, а сок пижмы, смешанный с яйцом. А масло из хорошо вымоченной пижмы можно использовать как успокаивающее средство и для лечения женских болезней. Но в больших дозах это растение ядовито. Съешь его, и начнутся судороги и спазмы.
— У принцессы болезненные спазмы…
— Но судорог нет.
Мария продолжала осматривать грядки:
— Фиалка, фенхель, — бормотала она, а затем прошла мимо нескольких растений, не называя их имена, но не отрывая взгляда от земли и наморщив лоб.
— Наверняка повар принцессы сразу же обнаружит ядовитое растение в своем огороде или на кухне, — сказала я.
— Не обязательно. Некоторые опасные травы легко спутать с вполне безобидными. Отец говорит, что аконит напоминает петрушку и на нее же похожи части цикуты. Молодой цветущий окопник трудно отличить от наперстянки, попробовав листья которой можно умереть в один день. Даже болиголов, про который все знают, что он ядовит, можно спутать с тмином.