– Лучшая защита – нападение, – пробормотала Вероника Гавриловна и сжала в руках тяжелый стеклянный сосуд, предварительно вытряхнув из него все педикюрные аксессуары.
Потом она принялась тихонько отодвигать шкафчик и освобождать выход из ванной комнаты.
Почти бесшумно Олег выдавил замок и проник в темный спортзал. Кафедра располагалась на шестом этаже, туда вела широкая пустая лестница. В университете было совершенно темно, на улице – пасмурно, луна не светила, и Олег с трудом находил дорогу. В кармане у него лежал пистолет. Молодой человек шел вверх быстро, но бесшумно – в университете было тихо, как в склепе, и его легкие шаги все же отзывались эхом.
– Он там, там, – прошептал сам себе Скляров, – сейчас я узнаю, кто он – тот, кто готов продать террористам сырье для производства ядерной бомбы.
Внутри у него все закипело.
«К сожалению, некоторые люди готовы на все ради денег, – подумал он, поднимаясь все выше и выше, – даже на преступление. А потом из этого калифорния сделают бомбу, которая посеет смерть, страдания и принесет огромное горе. Но этому человеку все равно – он получит свои деньги, а дальше – хоть потоп. А ведь ему, этому человеку, доверяли – и руководство университета, и в министерстве, где знают, что за сокровище хранится у нас на кафедре».
Внезапно Олег остановился.
– И вообще, – в ужасе прошептал он, – никто не знает, сколько он – преступник – уже продал калифорния из того полукилограмма, что хранится у нас в сейфе в лаборатории! Может, это уже не первый случай?
Он крепко сжал в ладони пистолет и побежал вверх еще быстрее.
Ева ушла под воду, изо всех сил работая руками. Она доплыла до места, где проход сужался, пошарила там и, никого не обнаружив, вынырнула обратно. Несколько раз хрипло вдохнув, девушка снова ушла под воду. Но и в этот раз проход оказался пустым.
– У нее закончился воздух, – прошептала Ева, – у Гнучкиной закончился воздух. Она так и не поплыла! Только не это!
По щекам Ершовой покатились слезы.
– Она мой друг, – негромко сказала Ева вслух, вспоминая, как актриса делала подкоп под столб, к которому она была прикована Чен Ли Минем, как они бежали по снегу, как мадам отдала ей свой свитер и носки, хотя сама дрожала от холода, и как Гнучкина расплавила струей пламени цепочку наручников Евы, освободив ее руки.
Захлебываясь рыданиями, Ершова снова нырнула. На этот раз девушка проплыла дальше. Она изо всех сил отталкивалась руками и ногами, ощущая боками скользкие стенки туннеля и ударяясь коленями об остатки ступенек на его дне.
Ни на что уже не рассчитывая и находясь в полном отчаянии, Ева протянула руки вперед. Ее пальцы нащупали ладони мадам Гнучкиной. Женщины изо всех сил сцепили руки, Ершова подалась назад, но актриса не сдвинулась с места. Она застряла.
Коровкин покосился на лежащую рядом Диану. Девушка встретилась с ним глазами, и ее щеки покрыл легкий румянец. Юрий Борисович приподнялся на одном локте и с удовольствием посмотрел на Грицак. Она была такой круглой, такой аппетитной и такой натуральной, что у него перехватило дух.
– Иди сюда, – шепотом сказал он Диане, хотя та и так была совсем рядом с ним.
Он сдавил ее руку. Ее ладошка оказалась удивительно крепкой.
– Филолог, – засмеялся Коровкин.
Он приподнял девушку, стянул ее платье через голову, и она обвила руками его шею.
– Ты похожа на восточную одалиску, – пробормотал Юрий Борисович, – почему мне раньше попадались только худые и нехозяйственные!
– И не филологи.
– Да, – подтвердил хозяин «Хладожарпромторга», – ни одного филолога. Даже удивительно.
Он расстегнул рубашку, снял ее, бросил на пол и перевернулся на спину.
– Иди сюда, наверх, – сказал он Диане, – я хочу тебя видеть.
Девушка поменяла позицию, слегка стесняясь своего слишком – по ее мнению – пышного бюста.
– Мне нравится твоя грудь, – промурлыкал Коровкин, чувствуя себя котом, который добрался до цистерны с валерьянкой.
И он слегка ущипнул Диану за сосок. Девушка вспыхнула, как от удара током, а потом наклонилась и впилась в губы Коровкина страстным поцелуем.
Рязанцев шел по туннелю. Сквозило. Где-то впереди послышался плеск. Владимир Евгеньевич напрягся, прислушался, но все было тихо.
«Показалось, – подумал полковник, – или, может, крысы?»
Он посветил на стены. Луч света упал на старинные замшелые кирпичи. На полу лежали какие-то коробки с полуистлевшей бумагой.
– Архивы? Библиотека? Потом разберемся, – сказал он, перешагивая через ящики.
Ему снова послышался плеск, как будто в воду упало что-то тяжелое. Рязанцев замер, прислушался, а потом побежал, пригибаясь в узком проходе и стараясь не цепляться плечами за выступающие кирпичи. Луч света плясал в коридоре, выхватывая пятна плесени и свисающую паутину. Раз или два полковник поскальзывался, наступив на какую-то липкую грязь, и с трудом удерживался на ногах. Сквозняк становился все сильнее и сильнее.
Внезапно Владимир Евгеньевич выбежал на открытое пространство. Он оказался в высоком пустом помещении. Плеск послышался громче и явственнее. Луч света от его фонаря высветил основание ступенек, уходящих под воду, на поверхности которых никого не было – только небольшие волны. Отбросив фонарь, полковник рухнул животом на неровный кирпичный пол и запустил обе руки в воду.
Кондрашкина пробиралась по коридору, сжимая в руке тяжелую вазу. Она слышала голоса – Ли Минь разговаривал с кем-то на балконе.
«Это он с сообщниками общается, обсуждает свои преступные планы», – поняла Вероника Гавриловна, прижимаясь к стене.
Она взвесила на ладони вазу и крадучись двинулась вперед. Добравшись до комнаты, Кондрашкина юркнула за кресло и там притаилась. Потом она осторожно выглянула. Чен стоял на балконе и разговаривал с кем-то по телефону. Рядом с ним стояла рыжая девушка. По полу были рассыпаны осколки стеклопакета. Селедкина видно не было.
«Предатель, – подумала Вероника Гавриловна, – сын великого ученого, знаменитый режиссер, а туда же! Спрятал в своей квартире террориста и помогает ему добыть сырье для производства ядерной бомбы! Позор!»
Кондрашкина заскрежетала зубами. Она терпеть не могла терроризм и террористов.
– Мне нужен калифорний, – тем временем громко сказал Ли Минь в трубку. – А Кондрашкина принесла мне какую-то поганую диссертацию! За кого она вообще меня держит!
Вероника Гавриловна густо покраснела. Голос в трубке что-то ответил, но ни слов, ни голоса разобрать было нельзя.
– Возле университета? У черного входа? Через полчаса? – переспросил Ли Минь. – О’кей, я буду! Пошли, – махнул он рукой Люде.
В эту секунду из-за перил показалась голова режиссера.
