захочется видеть. Мои истерики – вещь крайне непривлекательная.
А тут этот мужлан!
Я с силой наступила ему каблуком на ногу. Он с шипением выдохнул через зубы.
— Хватит царапаться, кошечка.
— Разве леди не выразила свое желание прекратить танец?
Холодный голос Малкольма подействовал на моего уже нежеланного партнера как ушат ледяной воды. Он тут же отпустил меня и отступил на шаг.
— Разумеется, милорд, — подобострастно проговорил мужчина.
Я встряхнула руками, желая избавиться от воспоминаний о прикосновениях этого человека, и стиснула зубы, пытаясь сдержать рвавшиеся наружу эмоции.
Обида. Злость. Разочарование. Непонимание.
Они оседали горечью на моем языке. Стучались в грудную клетку обезумевшей птицей. Вставали комком в горле.
— Тебе следует осторожнее выбирать партнеров, Габриэль, — тихо проговорил мой муж.
Я посмотрела на него, раздувая ноздри и борясь с желанием кулаком стереть это бесстрастное выражение с его лица. Его взгляд вспыхнул, и он отступил, пропуская перед собой кружащуюся в танце пару.
Время будто остановило свой бег, я наблюдала, как мужчина и женщина медленно поворачиваются. Рот ее приоткрывается, и из него доносится смех. А меж их лицами, я видела Малкольма. Я видела, как неспешно огонь, рожденный пару мгновений назад, покидает его льдистые глаза, они снова становятся равнодушными и безразличными. Пара делает поворот, а мой муж, чуть наклонив голову, уходит в толпу. Прочь от меня.
Я до боли впилась ногтями в ладони, ежась от ужасного холода, который пробирал до костей. Платье совершенно не спасало от его безжалостных объятий, и мне только и оставалось, что дрожать.
Но эта ледяная стужа не давала мне расклеиться окончательно. Я сглатывала слезы, и ругала себя на все лады.
Вот же дурочка.
Навоображала себе невесть что. Как я только могла подумать, что у него есть сердце? Он же спокойно угробил одиннадцать ни в чем не повинных женщин. И пусть это не его рука толкала их прыгать из окна, но он обрек их на смерть, просто выбрав в качестве жены. Разве человек с сердцем смог бы сделать это?
А самое отвратительно, что я бы закрыла на это глаза. Мне было все равно. Если бы только ко мне он относился по-другому.
Ты – такой дурак, Малкольм!
Я всхлипнула и пальцы сильнее впились в ладони. Мой слух различил шаркающие шаги неподалеку, и я обернулась.
— Кто здесь? — спросила тихо.
Вокруг шевелились тени, наступая на полосу света, в которой я стояла. Ветер усилился, завыл, загудел, пронизывая меня насквозь. Но темнота молчала. Лишь шаги все приближались.
Я отступила назад, натыкаясь поясницей на спинку скамейки.
Шарк. Шарк. Шарк.
Я посмотрела вниз, туда, где бесились тени и замерла, потому что ничто не могло отбрасывать их. Они будто ожили и были готовы подняться во что-то невообразимо черное и страшное.
Я сплю.
Кажется, я снова вижу кошмар. Это не может происходить на самом деле.
— Но это правда, — произнес хриплый, каркающий голос.
Я вздрогнула, но совсем не от холода. Он будто отступил, уходя от чего-то неведомого, что надвигалось на меня. Мурашки пронеслись по моему телу.
Все было совсем как в моих кошмарах, и я уже почти не сомневалась, что скоро проснусь.
— Это правда, малышка Габриэль.
Сначала я увидела темный невысокий силуэт, объятый тенями, а затем фигура вышла на свет.
— Это правда.
Старуха.
Стоя на грани света и тьмы, закутанная в странные цветастые одежды, с платком на голове, из-под которого выбивались седые пряди, старуха смотрела на меня, широко улыбаясь ртом, полном черных зубов.
Я сглотнула.
— Кто вы? Как вы сюда попали?
— Я пришла, потому что меня пригласили.
Женщина достала из-за спины конверт, который мы отсылали всем гостям.
— Вас не приглашали. Откуда он у вас?
— Считай, что я его купила. Но ведь куда интереснее, зачем я пришла сюда.
Не сказала бы, что мне было очень интересно это знать. Намного больше мне хотелось, чтобы незваная гостья ушла, забрав с собой странные тени, которые недружелюбно колыхались за ее спиной.
— Не бойся меня, дитя. Я пришла помочь тебе.
— Помочь? — переспросила я, нервно улыбнувшись.
Всегда думала, что помощники выглядят как-то более… Безопасно.
— Именно, милая. Помочь выпутаться из паутины непонимания, что сковала твое сердечко.
Я вздрогнула. Как она…
— Я все знаю, милая, — старая женщина совсем по-матерински улыбнулась и внезапно перестала казаться мне пугающей. — Твое бедное маленькое сердце, оно ведь разбито. Ты не сохранила его, дитя мое. Но оно и не мудрено. Сердце лорда Астайна – сплошь лед, и от этого уже никуда не деться.
— Это была метафора?
— Нет, — печально покачала головой она. — Это истина. В груди его кусок льда. И это моих рук дело.
— Что?! — шепотом спросила я.
— Да, милая. Несколько лет назад сердце лорда было разбито, и он попросил заковать его в лед, чтобы никогда больше не испытывать этой боли. Ты похожа на ту, кто разбил его.
— Что?!
— Ее волосы были окрашены огнем, а глаза осыпаны золотом. Они любили друг друга и все в мире преклонялось пред их любовью, но потом она умерла.
— Что?
— Все имеет свою цену. И за ледяное сердце Малкольм заплатил проклятьем.
— Так то что его жены сходят с ума… - проговорила я омертвевшими губами.
— Цена его покоя.
— Но… Он… Он же… Я… Но он…
Старуха кивнула, лицо ее выражало жалость и желание помочь.
— Ты видела его чувства. Но то лишь оттого, что ты так похожа на нее.
Я прижала руку ко рту.
Боль вспыхнула в груди и устремилась к горлу, обжигая его точно горячая лава, коснулась глаз, стягивая их точно жгутом. Всхлип вырвался из сомкнутых губ.
То, что было между нами не было сном. Это было просто… Ошибкой. Как и сказал тогда Малкольм после нашего поцелуя. Это была лишь ошибка.
Он видел во мне другую. Все эти улыбки и смех, взгляды и слова предназначались не мне. Лучше бы это было сном.
Какая же я была дура!
Я думала, он страдает от неведомого проклятья, но он же сам обрек себя на него. И меня он отсылал не потому, что опасался за мою жизнь, а потому что я напоминала ему о ней.
Горечь скопилась во рту.
Я еще сильнее впилась ногтями в ладони, позволяя боли физической усмирять душевную.
— Спасибо, что
