новую жизнь здесь, в Ярославле (она сама из Рыбинска). Как научилась зарабатывать деньги, но делает это как бы механически, без души… Она занимается логистикой. Так вот, а теперь она хочет попробовать себя в другой сфере, хочет стать… известной писательницей, такой, как мама.
— Она что, вот так прямо и сказала «известной»? — переспросила Женя.
— Да! — И Лиза расхохоталась.
Это была белокурая стройная девушка в розовом теплом костюме. Милая и домашняя. И внешне совсем не походила на свою яркую и слегка грубоватую мать.
— Я-то сразу поняла, что женщина напряжена, волнуется, что не знает, как сказать, что она хотела бы поучиться у матери. А мама моя как давай над ней куражиться! Спрашивает, умеет ли эта Нина писать грамотно, есть ли у нее что-нибудь написанное, издавала ли она свои книги, короче, завалила ее вопросами, а Нина эта сидит такая растерянная, ресничками своими хлопает, видно, что ничего-то она, конечно, не издавала, но что касается грамотности, как узнать? И вот вдруг Нина набирается храбрости и достает папку, а в ней — рукопись, буквально несколько листов. То есть она что-то там написала, вывела на принтер. Мать взяла в руки рукопись, задержала свой взгляд на титульном, так сказать, листе. Там было написано: «Золотая стрекоза. Роман».
— Роман?
— Ну, вряд ли это можно было назвать романом, вернее, рановато было говорить о жанре, потому что объем маленький, я-то разбираюсь в этом. Сама сколько раз печатала на принтере мамины романы, чтобы самой прочесть, не могу читать на компьютере. Так вот, да, это было название романа. И тогда моя мать, войдя в раж, ткнула пальцем в брошку этой женщины… Надо сказать, что на Нине был темно-синий строгий костюм, белая блузка, и вот к лацкану костюма была приколота брошка, золотая, красивая, в форме стрекозы. И моя мать возьми да и спроси, мол, вы назвали свой роман из-за этой брошки? Что, брошка — главная героиня романа? Что это, детектив? Нина отвечает, что, мол, она и сама еще не определилась с названием, что раньше роман назывался «Золотая устрица», это потом она назвала его «Золотая стрекоза». Добавила еще, что не определилась и с жанром, что, скорее всего, это будет остросюжетный роман про одну бедную учительницу русского языка и литературы, которая попала в непривычные для нее условия, и что ее поведение, записанное на камеру, будет анализироваться какими-то психологами-психиатрами… Что-то в этом духе. Она предположила, что это может быть «социальный» роман, что он будет актуален в наше время, когда общество так сильно расслоилось на богатых и бедных… Но моя мать ее не слушала. Она назвала эту идею бредом, сказала, что социальные романы сейчас никого не заинтересуют, что люди после работы хотят, поужинав, завалиться на диван с детективом… И если Нина хочет, чтобы на роман обратили внимание издатели, то его надо бы заполнить «перцем и кровью». Что надо эту учительницу, к примеру, поместить в такие условия, чтобы она буквально захлебнулась в удовольствиях. Чтобы то, чего у нее нет в реальной жизни, она получила сполна в этом шоу.
— Вы сказали «шоу»? — оживилась Женя.
— Да. Вот тогда первый раз прозвучало слово «шоу». И тут эта Нина вдруг тихо так говорит: а что, мол, если я пережила все это на самом деле? Что, если я сама прошла весь этот путь? У меня есть материал… И моя мама такая смотрит на нее и не знает, что сказать. Потом говорит: ну давай, пиши тогда то, что ты пережила. И приноси мне, почитаю. Мама дала ей свою визитку, там есть электронный адрес. И бесцеремонно так выперла ее. Мне было ужасно неудобно. И в спину крикнула ей, мол, «Золотая стрекоза» — дурацкое название, «Золотая устрица» — это еще куда ни шло». Эта бедная Нина даже не поняла, что моя мать просто издевается надо ней, что ей по фигу, как будет называться роман. Когда Нина ушла, я набросилась на мать, назвала ее исчадием ада и все такое… Я сильно разозлилась на нее, но с нее же как с гуся вода. Она и меня тоже быстро так, как она умеет, поставила на место. Снова напомнила, что дом, в котором мы живем, куплен на ее деньги, вернее, на деньги моего дяди…
— Как и ее собственный дом в Москве, да?
— Конечно! Понимаете, я ее дочь, мне по штату, так сказать, не положено говорить о ней плохо, но моя мать — как раз тот тип людей, про которых говорят, мол, деньги испортили. Это деньги сделали ее просто невыносимой. Нет, она талантливая. Безусловно. И хорошо пишет. Фантазия у нее — будь здоров! Но к людям она относится ужасно, она не любит людей. И как-то раз сказала мне, что она свои миры сочиняет потому, что ее не устраивает тот мир, в котором мы живем. Иногда мне кажется, что у нее крыша едет…
— У нее есть муж? Поклонник?
— С папой они давно развелись. Мужчины, которые появились потом и пытались построить с ней отношения, сбегают от нее. Сначала она заваливает их подарками, а потом ими же их и попрекает, причем в очень грубой форме. И еще один пунктик у нее есть — она ненавидит красивых женщин.
— Таких, как Нина?
— Ну да.
— Нину убили, — сказала Женя.
И тут Лиза надолго замолчала. Вероятно, горько пожалела о том, что в свое время стала свидетельницей унижения несчастного человека, молодого автора, которого, как оказалось, к тому же еще и убили!
— Да что же это за рок такой?! — воскликнула она. — Как это случилось? Где? Кто? За что?
— Да вот мы и пытаемся разобраться. Она так неожиданно исчезла, ее искали…
И Женя в двух словах рассказала о Владимире и его попытке найти Нину. О рассказе портнихи, которая уверена в том, что Нина как раз приняла участие в каком-то смертельном шоу.
— Сдается мне, что, когда Нина приехала к нам, она уже кое-что пережила, не просто же так она придумала это шоу, — предположила Лиза. — То есть у нее был материал для романа.
— Может, и так, но криминала там никакого не было, потому что ее визит к вам и ее встреча в «Лире» с вашей мамой, когда они поссорились, произошли до ее встречи с Владимиром. Я хочу сказать, что, встречаясь с Владимиром, она была здорова и физически, и психически. Возможно, она почерпнула материал от своей подруги Оли, которая могла после испытания оказаться в психушке… Если все это вообще не выдумка!
— Так что за ссора произошла между вашей матерью и Ниной в кафе? — спросила