Иногда даже более правдивая, чем первая. Мертвые сраму не имут – значит, о них не говорят плохо. Но после смерти всплывают секреты. Их больше некому хранить. Тот, кто умер, способен влиять и на живых, изменяя их судьбу.
Постановление Наркомздрава требует заносить описание четким, разборчивым почерком. Без иностранных слов, греческих или латинских. Рост, параметры тела, цвет волос… Мой добровольный помощник Вася Репин добросовестно пишет, стараясь не морщиться и не смотреть в сторону секционного стола. Держится молодцом. Я вспомнил свое первое вскрытие. Гулкое позвякивание инструментов, запах дезинфекции. Внимание сосредоточено на трех цветах – белое тело, черные плитки пола, красный. Даже хорошим врачам в первый раз бывает не по себе от мутных глаз, согнутых в агонии пальцев. Некоторые однокашники бросали медицину после демонстрации. Меня миновало. Я всегда был увлечен тем, как движется и дышит это чудо – человек. Но в смерти для меня нет красоты. Она в жизни. А в смерти только вопросы. Ответ на них – причину смерти – нужно отыскать по окончании исследования. Я продолжал диктовать, стараясь «излагать простым, доходчивым языком», как требовалось.
Осматривая одежду, отмечаю посторонние вещества: грязь, песок, речные водоросли. Следов крови и повреждений от огня нет. Обгорела только одежда. Открытые части тела – руки и лицо – в царапинах. Повреждения посмертные: речное дно, острые ракушки. Синяки чуть выше локтя, я измерил их, подходили под руку человека среднего роста, скорее всего, мужчины – силу приложили порядочную. Однако определить давность синяков нельзя.
На ней нет чулок. Но нет следов сексуального (полового) насилия. Можем окончательно исключить половую патологию? Но, главное, я искал и не находил признаки смерти от утопления. Одно из достоверных свидетельств смерти от воды – кровоизлияния под легочной плеврой, пятна Рассказова – Лукомского. Их нет. Они могут исчезнуть, если тело провело в воде больше недели. Но ее нашли раньше. Пришлось припомнить известные мне спорные случаи. Приходилось действовать почти на ощупь. Новых русских источников по судебно-медицинской проблематике смерти от утопления давно не было. Помнится, в Британии перед мировой войной раскрыли несколько убийств от утопления в ванне. Аферист топил женщин, на которых женился ради страховки. При расследовании брали пробы воды в легких. Искали следы диатомового планктона – мельчайших животных, которые обитают в воде. Они видны под сильным увеличением. Но в легких я не нашел речной воды, только в желудке. Прибавив света насколько возможно, рассмотрел следы на шее. Небольшой кровоподтек слева, над ключицей. Перелом хрящей гортани. «На основании данных вскрытия следует утверждать, что смерть наступила от асфиксии, в результате сдавливания дыхательных путей» – фраза для медицинского заключения. Говоря проще, Агнессу Нанберг задушили. Причем не шарфом или платком, но чем-то плотным, таким, что оставило след. Например, кожаным ремнем. Очевидно, она была в сознании, ни алкоголя, ни наркотиков, а значит, сопротивлялась. На коже нашлись кровоподтеки, скрытые среди царапин от речного дна. Убийца зажимал ей рот рукой.
* * *
– Ну что, доктор, готово? Дело-то ясное, в суматохе упала за борт, да и потонула. Дамочка, известно, плавать не умеет.
– Она не утонула. Задушена.
– Тююю! Вот это номер!
Зыкин бродил по кабинету, хватал то одно, то другое. Сидорня, прикрывшись газетой «Советский Дон», прислушивался к разговору.
– Сломана подъязычная кость. Ее задушили, примите как факт.
– Чего факт-то? Она сколько болталась в реке, любые тут могут быть эти гэ́…
– Гематомы. Это синяки.
– Ну, они. Хотя, ну, раз такое дело, то бандиты тогда? Она неплохо одета и деньги же. Или вот женщина, к примеру, могла придушить? Ну, вот эта Вера Шарф. Теперь же все ей? И имущество, и все. Полис, эта страховка, к примеру, цацки.
В этом случае Зыкин ошибался не только в деталях, но и в основном мотиве: думаю, не имущество Вере Леонтьевне могло быть нужно, а сам товарищ Нанберг, бывший красный командир.
– Ее там и близко не было. К тому же женщина вряд ли могла бы это сделать. Разница в росте, физическое усилие…
Я продолжал писать, а он все бормотал:
– Тогда муж. Покрепче расспросить его. Завсегда, если бабу кончили, – значит, муж. Может, другая завелась? А эта шубы требует. С возу ее, и кобыле легче, в том смысле, что с пароходу.
В сущности он довольно точно сформулировал известный принцип «виноват муж». Зыкин порылся, достал из внутреннего кармана сложенные листы.
– Вот, в канцелярии мне оформили его подноготную. Вы говорили разузнать. Я сделал.
В новой стране недавно начались так называемые «чистки» кадров. Состав совслужащих проверяли, чтобы исключить «нежелательный элемент», лиц с неподходящим происхождением, бывших офицеров. Чистки начались в столице, но и в уездных городах тоже уже происходили. Из бумаг, которые принес Зыкин, выходило, что кто-то подал в комиссию по чистке заявление о нарушениях в работе стройки. Кроме того, Зыкин разузнал, что давно и упорно ходили разговоры насчет того, что Нанберг в своем деле не специалист, окружил себя сомнительными личностями и бывшими белогвардейцами. Что молодая жена с некрасивым прошлым усыпляет его большевистскую бдительность. И вот уже несколько дней шла проверка служащих, а попутно – разбирали бухгалтерию, все бумаги конторы. Это было, пожалуй, очень серьезно. Новый Уголовный кодекс РСФСР включал «заключение убыточных договоров и растраты» в перечень преступлений, предусматривающих «высшую меру наказания – расстрел».
– Вот, смотрите. Завхоз в этой конторе – чуть не полковник, из консультантов один – помощник царского прокурора. Инженер – тоже сомнительный, вроде прапорщик. Само собой, все бывшие. Такой коленкор.
Я счел своим долгом вернуться к логике расследования, а не преследования.
– А у вас есть основания полагать, что это имеет отношение к смерти его жены? – спросил я, старясь не раздражаться.
– А что бы и нет? Человечек, выходит, ненадежный! Собрал вокруг себя контру. – Зыкин потыкал в сложенные бумаги. – Теперь должность его не прикроет, а народная милиция – раз, и уже разобралась в смерти его жены! А вы канителитесь.
Определенно, он меня выводил из терпения.
– Зыкин, вы идите. Не тратьте время. Оно вам пригодится, чтобы писать на меня рапорты о «непролетарском подходе» и «затягивании процедуры следствия».
Он встрепенулся.
– С чего вы взяли, что я против вас? Рапорты писал! Эти ваши штучки, как на лекции? Вроде особого метода?
– Нет, я просто подумал, что это были вы. Вот вы и сами подтвердили.
– Да кто вам сказал, машинистка, что ли? Карелина эта! И что это я подтвердил? Не было такого!
Он ушел, Сидорня свернул газету.
– Правда, что ли, бегал, рапортовал?
Я кивнул.
– Я когда при дверях в гостинице состоял, вот на порог бы такого не пустил. Третьего разряда агент. Да и не разряд
