и распеваемую, чего уж там, когда никто не слышал) песню. Кое-как пытаюсь напеть, Димон с подсказками Коли подбирает аккорды и меньше чем через час — достаточно близко к первоисточнику исполняют:
'За овражные скаты,
Где гремят соловьи,
Унесем автоматы
И обиды свои.
Как же весело, братцы,
Не кричать: «Помоги!»
А самим разгуляться
Там, где правят враги.
Да, в ответ на угрозы
Поджигать города,
Да пускать под откосы
На закат поезда…
Отрекутся родные,
Отрекутся друзья,
На погромы шальные
Разрыдавшись: «Нельзя!»
Ну а как еще можно
Свет-Россию спасти? —
Вымирать осторожно?
Крест замшелый нести?
На большую дорогу
Выходить все равно.
Слава русскому Богу,
Слава батьке Махно…
Сгинут все оккупанты
Эх, свобода — краса!
Легендарные банды,
Золотые леса…'
Не как в оригинале Порываева двадцать первого века, но ничуть не хуже. Дед причем в полном восторге, не в меньшем, чем парни. Смотрю, что время уже к четырем подходит, прощаюсь, мужики мне жмут руку. Димон напутствует:
— Васька говорил, что ты нормальный парень, теперь сами убедились!
— Да ты вообще щегол путевый! — Поддерживает его Коля. — Хоть и пионер…
Глава 18
Глава 18.
Оговорка Коли не давала мне покоя всю следующую неделю, заставив задуматься. Догадываюсь, что у него после Афганистана слетели розовые очки, особенно по возвращению в союз, население которого которого и не подозревает о том, что происходит за речкой. А если успел столкнуться со ставшим нарицательным отношением чиновников, которое выражается одной фразой: «Я вас туда не посылал!» — то процесс переоценки ценностей мог произойти молниеносно и болезненно.
Если мои подозрения в отношении группы воинов-интернационалистов верны — ничуть не удивляюсь такой трансформации бывших солдат в экспроприаторов. В моей истории такое происходило сплошь и рядом, воины, прошедшие Афганистан — объединялись и как могли выживали, частенько балансируя на грани закона, и не задумываясь — преступали его. Если не ошибаюсь — почти шестьсот тысяч солдат (это по официальным данным, Союз ветеранов Афганистана говорил о полутора миллионах) советской армии прошли через горнило афганской войны за десять лет конфликта.
Посттравматический синдром — ещё экзотика для медицины, а с реалиями советской психиатрии я и сам уже успел столкнуться. Краешком зацепил, но хватило понять, что лучше уж народными методами бороться с проблемами, чем прибегать к помощи отечественных эскулапов. Вот и начнут — алкоголь, наркотики, участие в ОПГ, не все смогут адаптироваться к мирной жизни. А бурные процессы переустройства общества, с началом перестройки, а затем после развала СССР — совсем не способствуют успешной социализации…
Так что парней отчасти понимаю, пройти через ад, чтоб столкнуться с равнодушием и непониманием соотечественников — врагу не пожелаешь. И на восторженный интерес пионеров, жаждущих рассказов о подвигах в духе агитплакатов и кинобоевиков — понятна скептическая реакция вернувшихся оттуда. У меня и у самого своего рода ПТСР, после девяностых, всякого повидал, даже с пенитенциарной системой довелось ознакомиться, причем изнутри. Хорошо ещё что недолго, пару лет в лагере топнул, потом по УДО отпустили. Не за хорошее поведение, а за мзду посильную, спасибо коррупционной составляющей в исправительной колонии, год скинули.
Если по гамбургскому счету все мои злоключения и перипетии оценивать — не сравнить с тем, через что пришлось пройти участникам локальных конфликтов. Но хоть частично могу их понять и посочувствовать, а совсем скоро — большую часть населения теперешнего СССР под молотки кинут, и не у всех получится как у меня — восьмерками пропетлять. Уже на подходе череда локальных конфликтах на окраинах, для жителей двадцать первого века это скупые строчки на экране монитора, а здесь и сейчас — искалеченные судьбы, отнятые жизни и массовый исход из моноэтнических республик не коренного населения. Причем сопровождаться всё это будет самыми натуральными этническим чистками и погромами, о чем впадающие в маразм госдеды будут стыдливо умалчивать, пропихивая с самого верха пропахшие протухшим пловом тезисы о дружбонародии и многонационалии, звереющему от происходящего коренному народонаселению России…
А что до пионеров — это обычные подростки, продукт своей эпохи. Вспоминаю себя прошлого, смотрю на окружающих подростков — разницы практически нет. Разве что пока у нынешней пионерии нет такого цинизма, как у нас в самом конце восьмидесятых и «тлетворное влияние запада» ещё не всецело переформатировало сознание. Но пройдет всего несколько лет, появятся первые видеосалоны, жвачка со вкладышами, яркий и броский ширпотреб на прилавках коммерческих магазинов — и битва за умы молодежи будет проиграна окончательно. Ещё вчера мечтавшие стать космонавтами, учителями и врачами — обретут иных кумиров, и образцами для подражания станут бандиты и проститутки. Огромное спасибо перестроечному кинематографу, кстати, в котором после отмены цензуры — не шедевры стали снимать, а откровенную чернуху в угоду конъюктуре, дабы пипл хавал и кассовые сборы были.
А сейчас пионер — обычный подросток вопреки официальной пропаганде, которая лепит из него «всем ребятам пример». В голове превалирует желание запустить руку за пазуху понравившейся однокласснице, а не вот это всё, что приписывает ему «Пионерская правда». Лозунги и клише идеологии надолго в сознание подростка не задерживаются, по примеру передовиц из советских газет, зачитываемых на политинформации перед всем классом. Существует такая практика, пока не сталкивался по причине освобождения от занятий, но помню из прошлой жизни. В определённый день, отведенный для политинформации — следовало придти в школу на полчаса раньше, чтоб выслушать навевающую скуку лекцию. Заключавшуюся в том, что назначенный политинформатором ученик — или зачитывал выдержки из газетных статей, или (что реже) — пересказывал своему классу.
Я запомнил всё это благодаря тому, что сам был однажды назначен политинформатором за какой-то проступок, учительница решила на свою голову, что начитанный, хоть и хулиганистый ученик — сможет оживить скучнейшее мероприятие, по крайней мере, не будет стоять у доски и мямлить. С выступлениями перед аудиторией у меня никогда проблем не было. И на этот раз подошел со всей ответственностью к порученному заданию — выбрал темой доклада не сходившую со страниц газет историю о простой американской школьнице Саманте Смит. О её триумфальной известности на двух континентах и трагической гибели в результате авиакатастрофы.
Эта история меня привлекла ещё и тем, что готовиться не понадобилось — изо всех утюгов о ней вещали, не говоря про печатные издания. Так что лекцию я начал в полной уверенности, что вниманием аудитории завладею и сумею удержать. Каково же было мое разочарование, когда жестокие дети, поначалу
