таких случаях, без происшествий. Почти два месяца они стоят здесь, среди экзотических красот Сиама. Храмы, джунгли, чудесное море, всё это радовало глаз и грело сердце. Особенно днём. Красота сказочная. Но лишь первую неделю, максимум — две. А дальше даже вышколенный экипаж «Пантократора» начинал откровенно скучать. Где-то там, за лазурным горизонтом, шла война, а их огромная эскадра стояла практически на приколе и ждала неизвестно чего. Тут ещё и сезон дождей этот проклятый, а тропические ливни, диковинная еда, насекомые и прочие гады, не очень привычные русскому человеку, делали увольнительные на берег ещё тем удовольствием и приключением. Уже пошли тропические болезни, которые медчасти как-то удавалось сдерживать во время долгого перехода через Индийский океан. Впрочем, как рассказывал брат Ростик, проходящий стажировку на борту итальянской красавицы «Principessa Iolanda di Savoia», настроения среди римлян мало чем отличались от настроений на борту русских кораблей. Как и состояние экипажей.
Мичман Романов оглядев вверенный ему участок и найдя, что всё в полном порядке, вновь вернулся к своим размышлениям.
Интересно, как там братья? Фёдор где-то в Америке сейчас. Ростислав, может, тоже стоит сейчас на вахте. Ну, а как? Будь ты хоть трижды русский мичман, волей судьбы оказавшийся на борту итальянского суперлинкора «Принцесса Иоланда Савойская», но изволь исполнять обязанности, полагающиеся по должности мичману итальянскому, приписанному к данному кораблю. И никому нет никакого дела Князь ли ты Императорской Крови или простой дворянин. На «Иоланде» служит полно Савойских и прочих принцев, так что родовитостью там никого не удивишь. Как, впрочем, и на «Пантократоре».
Да, в этом плане старшему брату Андрею в каком-то смысле было проще. Хоть и полк Лейб-Гвардии, но такого вот «цветника» там было поменьше. Возможно потому, что полков Лейб-Гвардии было много, а кораблей флота — мало. Да и редко Романовы связывали свою жизнь с флотом. Но братья избрали именно эту стезю Служения. Впрочем, насколько Никита мог судить, Дмитрий ещё не определился окончательно в том, что более волнует его сердце — бесконечность морских далей или необъятность небес. Может его метущаяся душа найдет успокоение в морской авиации? Поди знай.
Сам же Никита Александрович менять флот ни на что не собирался. Да и близка ему фраза, однажды оброненная Императором: «Больше России только планета Земля».
Хорошая база «Саттахип». И места экзотические. И сезон дождей скоро закончится. Но Никита очень хотел, чтобы к этому моменту их и духу бы здесь не было.
Проклятый туман.
* * *
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. КВАРТИРА ИХ ВЕЛИЧЕСТВ. 16 ноября 1921 года.
Мы сидели рядом, глядя в пламя костра в камине. За окном выл ветер, гоня тяжелые воды Босфора. Мгла небес, словно губка, высасывающая огни улиц, редкие фигуры брели на фоне мрачных теней домов, стараясь преодолеть встречные порывы.
Часы на Башне Единства отбили полночь.
Огонь в камине. Потрескивание поленьев. Руки любимой женщины, размеренно порхающие над пяльцами, крестик за крестиком рождая рисунок на полотне. С каких-то пор жена увлеклась этим нехитрым занятием. Говорит, что это её успокаивает.
Вдруг, ни с того, ни сего, размеренно и задумчиво, с ноткой пепла, произношу вполголоса:
— Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Маша хмыкнула, не отрываясь, впрочем, от своего вышивания:
— С чего вдруг господин Блок в твоих мыслях?
Пожимаю плечами.
— Не знаю. Навеяло что-то.
— Находишь параллели со своей судьбой?
— Нет, пожалуй. Что-то перекликается, да, есть такое. Но… И вопрос даже не в том, что кажется, что я многого добился, и что теперь в качестве канала у меня из окна видна ледяная рябь Босфора. Ведь всё это лишь мишура, внешние декорации. Просто рябь на поверхности. Нет, я не об этом. Иногда я ловлю себя на мысли, что всё это тщетно. Все эти мои потуги. Что государственная машина, чиновничий аппарат, огромная инерция общества — все они всё равно вернут всё на круги своя, как было уже не раз в истории. Такая вот Великая Тщета. А благими намерениями, как известно…
Императрица опустила руки с пяльцами и иголкой, ожидающе глядя мне в глаза. Она знала, что в моменты хандры и внутренних терзаний у меня лучше ничего не спрашивать. Всё, что я хочу сказать — я скажу. Или скажу потом. Когда дозрею.
Хмурюсь.
— Знаешь, я читал дневники и письма своего царственного родителя. И царственного деда. И прадеда. И Александра Первого, и Павла читал. Оригиналы, включая то, что никогда не будет явлено публике и историкам. Так вот, каждый из них, восшествуя на Престол, был полон надежд, грандиозных планов, очень хотел перестроить жизнь и весь мир, дать русскому народу новую благополучную судьбу и настоящее счастье. Но каждый раз это всё была тщета. Они не добились НИЧЕГО. Все их надежды и иллюзии рассыпались в прах. И хорошо если в итоге не становилось ещё хуже, чем было. И это касается не только России. Тот же Хирохито, по итогам мирной конференции, завершившей Великую войну, записал в своём дневнике: «Я хочу выполнить свой долг и установить мир во всем мире. Я с нетерпением жду того дня, когда возьму на себя великую ответственность за выработку и принятие политических решений». И чем закончилось? Вернее, ещё не закончилось, но чем закончится? Массовые военные преступления. Геноцид китайцев. Концлагеря. Биологические опыты по массовому уничтожению белой расы. Диктатура военных. Множество других «прелестей». Миллионы убитых и погибших. Атомные взрывы над японскими городами. Хотел ли он этого, когда писал те строки в своём дневнике? Вряд ли. Во всяком случае, я не хочу в это верить.
Будущий император Японии Хирохито в детстве
Устало тру виски.
— Сильнее ли правитель всей государственной системы? Или все наши порывы и намерения лишь тщета? Как сказал Николай Первый: «Россией не я управляю, Россией управляют столоначальники». И в этом ирония и крах надежд правителя, желающего изменить мир, сделать его чище и лучше. Он, может, и хочет, но кто же ему даст? «В России не ворую только я». Это он тоже верно сказал. Верно, но не совсем, ведь дело не в