стояла нараспашку – возможно, дочь никогда ее не закрывает. Снаружи пела птица. Элин поставила перед ним бокал, огромный, как целый графин.
Присела на край кресла напротив. Волосы у нее все еще были влажные после тренировки и душа.
– Бабушка и Маркус в курсе, что ты болен?
Он отпил вина, покачал головой.
– Ты должен им рассказать.
– Я собираюсь, просто пока не знаю, насколько это серьезно.
– Какие исследования тебе сделали?
– Только биопсию.
– Так что ты даже не знаешь, перекинулся ли он на другую сторону?
– Я ничего не знаю – кроме того, что он у меня, возможно, уже несколько лет.
Он снова отпил глоток.
– В самом худшем случае, – проговорил он, – что меня ждет?
– Не надо сразу рисовать себе катастрофу, – ответила она. – У многих распространенность небольшая и…
– В самом худшем случае? – повторил он.
– В худшем?
– Самый неприятный сценарий.
Она глубоко вздохнула.
– Ты уверен, что хочешь это знать?
Он кивнул.
– Если тебе назначат максимальные дозы облучения и химиотерапии, – сказала она, – то это самое тяжелое лечение, которое мы делали в «Радиумхеммет».
Она замолчала.
– И когда требовалось такое лечение? – спросил Викинг.
Она заколебалась, но потом подалась вперед.
– Если мы, например, не находили материнскую опухоль. Если было несколько метастазов с перекрестьем с одной стороны на другую. Тогда мы применяли шесть доз облучения в неделю в течение шести недель и химиотерапию как дополнение для максимального эффекта.
– Хорошо. Что это значит?
– Горло выжигается полностью. Кожа полностью отпадает. Пациент не может есть в течение нескольких месяцев.
Викинг не находил слов, все это просто невозможно. Как такое пережить? Может, лучше умереть?
– Питательные вещества подаются через капельницу, – продолжала Элин, – или через зонд в носу, или через шланг, проведенный прямо в желудок. Или через пластиковую вену, введенную через руку прямо к сердцу. Важно, чтобы пациент каждый день тренировался глотать. Если утратить глотательный рефлекс, его потом очень сложно восстановить.
Он закашлялся, отпил большой глоток вина. Закрыв глаза, он почувствовал, как напиток коснулся вкусовых луковиц, пытался испытать радость по поводу того, что может пить. Это давалось непросто.
– Звучит невесело, – проговорил Викинг, ставя бокал на стол.
Элин кивнула.
– Боль ужасная. Пацент обычно совершенно измотан.
– Но ведь есть обезболивающие?
– Если в твоем случае будет актуален такой сценарий, тебе предложат фентанил – это самый коварный опиат из всех, которые существуют. Не соглашайся. Тебе будут говорить, что ты должен, чтобы помешать болевому шоку. Не ведись. Болевой шок изобрели в отделе маркетинга в Purdue Pharma, чтобы продавать больше опиоидов. Они скажут, что зависимость не разовьется, потому что ты принимаешь препарат не ради удовольствия. Это болтовня. Ты попадешь в ловушку зависимости, а борьба с ней еще тяжелее, чем лечение.
Она замолчала и посмотрела на него твердым взглядом.
– Вау, – проговорил он.
– Ты хотел знать, – сказала она.
– И придется сидеть на больничном целый год?
– Это стандартный вариант, если не будет осложнений.
Он допил вино из бокала.
– Еще чем-нибудь порадуешь?
Она внимательно посмотрела на него.
– Из-за ковида все ресурсы по лечению рака сосредоточены в Каролинской больнице. Я могу поговорить с главврачом, чтобы ты проходил лечение здесь.
– Но ведь я отношусь к Норрботтену…
– Ты свободен выбирать, где лечиться – в любой части страны, а в Норрботтене нет облучения. Тебе все равно придется куда-то ехать.
– У тебя найдется еще вино?
Она пошла принесла еще бутылку, и на этот раз взяла бокал для себя.
– Есть разные круги ада, – проговорила она. – Не факт, что у тебя все будет именно так. Как ты воспринял сообщение о болезни?
Она подлила в его бокал.
– «Воспринял»? Что ты имеешь в виду?
– У некоторых это вызывает чувство горя, у других гнев. Чувство несправедливости или отчаяние. У тебя не случалось неконтролируемых приступов ярости?
Он покачал головой.
– Ну хватит обо мне, – сказал он. – Ты-то как?
– Я встретила свою половинку, – сказала она и отпила большой глоток.
На мгновение он закрыл глаза, застигнутый врасплох оглушительной радостью. Элин всегда была одна. Ему чудилось, что ее окружает тьма Кальмюрена – но, вероятно, это тень его собственного чувства вины.
– Как здорово, – проговорил он и почувствовал, что голос не слушается. – Поздравляю!
Она подняла бокал, они чокнулись.
– Кстати, она твоя коллега, тоже работает в полиции. Родом из Ирака. Ее зовут Шамари.
Вероятно, все дело в вине – но ему потребовалось несколько секунд, прежде чем до него дошло. Она смотрела на него внимательно, настороженно, словно готовясь к бегству. Неужели она так боится его осуждения?
Он поднялся с дивана, обошел вокруг столика и потянул ее из кресла, поставил на ноги, чтобы хорошенько обнять.
– Если бы ты знала, как я рад, – прошептал он. – Когда я смогу познакомиться с ней?
Элин обняла его, поначалу неуверенно. Но потом сжала крепко-крепко. Ее плечи тряслись, он почувствовал, как на шею ему упали капельки слез. Ее волосы, разлетающиеся, попали ему в лицо. Волосы ее матери.
– В эти выходные она работает, – сказала Элин и вытерла слезы. – В Норрмальме, как ты когда-то. Может быть, в следующий раз, когда ты приедешь, все получится?
Они допили бутылку и открыли еще одну, долго сидели рядом на диване. Элин показала в телефоне фотографии. Шамари на пляже, Шамари в полицейской форме.
В семь пятнадцать пришла эсэмэска от Матса Викандера.
Тот получил результаты обследования блока управления.
Слегка пошатываясь от выпитого вина, Викинг сел на метро и поехал в сторону Мэлархёйдена.
Матс сидел позади дома, рядом с плотной туевой живой изгородью, перед ним стояли два стакана с молочным шоколадом.
– А у тебя тут не наливают? – спросил Викинг.
Матс принес бутылку, налил и себе немного.
– Ты был прав, – сказал он. – В этой коробке кто-то покопался.
Викинг отпил большой глоток. Не Baileys, но почти.
– Кроме того, в нее был вмонтирован передатчик, – продолжал Матс. – В точности как ты говорил. Это поднимает целый ряд вопросов.
Викинг сидел, уставившись в туевую изгородь. По другую сторону соседи играли в бейсбол.
Матс пригубил шоколадный виски.
– Кто знал, что потерпевший будет проезжать именно в этом месте, в это время? – продолжал он. – Кому нужно было его убрать? К кому перешло руководство проектом?
Викинг закрыл глаза, увидел перед собой свою кухню. Двор с облезлыми кленами, кирпичный фасад с облупившимся цементным раствором.
– Анна Берглунд. Моя соседка. Теперь назначили ее. Все, имеющие отношение к проекту на базе, знали, что Ханс-Улов едет на совещание в Лулео.
– Соседка? Вы общаетесь?
– Нет, но я из своего окна вижу ее гостиную. Живет одна, работает на базе уже
