Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
недовольно засопел, но все же нацепил на нос очки, принялся освежать в памяти нюансы. — А, ну конечно, теперь вспоминаю. Хотя и не скажу, что это было как вчера… Отпечатки пальчиков мы сняли, по ним определили двоих из числа пропащих. Топорков и… Топоркова. Сводные брат и сестра — видимо, по отцу. Лет по тридцать им было, кто по профессии, не помню, но публика ушлая, раз отпечатки засветились. Что-то связанное с мошенничеством, азартными играми, перепродажей произведений искусства — точно не помню. На вид обычные люди, душевные, приятные в общении, могут поддержать любой разговор — вплоть до расщепления ядра. Новое поколение криминального элемента, так сказать — не разрисованные зэки с финками, матерящиеся через слово. На основании этих данных Комитет и забрал у нас дело — объяснили, что мероприятие всесоюзного масштаба, и нечего тут лезть с нашим провинциальным рылом…
— А третий, Петр Анисимович?
— А отпечатков третьего в базе не было, — простодушно объяснил эксперт. — Случай помог. Эти трое ведь не сразу пропали. Прибыли на автобусе, до бережка дотопали, лагерь разбили. Целые сутки их люди видели. С кем-то пообщаться успели — по крайней мере, этот третий. Потом, когда народ опрашивали, один местный товарищ узнал человека, тот по берегу со спиннингом ходил, таскал щурят. Поговорили даже, хотя тот особого интереса к беседе не проявлял. Оба оказались местными художниками, представляешь? Звезд с неба не хватали, но рисовали неплохо, даже в каких-то обществах состояли. У местного товарища фамилия была бесхитростная — Иванов, у второго — Галицкий. Первый, как сейчас помню, натюрмортами увлекался, второй пейзажи рисовал… Нет, писал, верно? — Эксперт задумался. — Картины не рисуют, а пишут, по морю не плавают — ходят…
— А в театре не работают, а служат, — добавил Павел. — И что с этим гением станковой живописи?
— Да какой там гений, — отмахнулся Короленко. — Были бы гении, не торчали бы в нашем захолустье. В общем, товарищ Иванов, гулявший по берегу, опознал старого знакомого Галицкого и провел с ним беседу. Вернее, пытался. Галицкий уклонился от разговора, отделался общими фразами — дескать, потянуло на день-другой в родные места. Сам живет то ли в Калуге, то ли в Можайске, работает иллюстратором или что-то такое, в общем, ушел от ответа. Товарищ Иванов человек был не назойливый, попрощался и ушел — о чем впоследствии добросовестно вспомнил. Галицкому в ту пору было лет тридцать пять. Первую половину жизни провел в Плиевске, учился в школе, заочно поступил в смоленский сельхозинститут. Здесь его родители умерли. Хорошо рисовал, подрабатывал оформителем в ДК. Видимо, воздуха ему не хватало, подался в область или еще куда, связался с плохой компанией — история темная. Ходил слушок, что он фальшивые деньги рисовал… — Петр Анисимович устремил в пространство задумчивый взгляд.
— А вечерами грабежами банков подрабатывал, — вздохнул Павел. — Ладно, Петр Анисимович, хоть на этом спасибо.
В краеведческом музее он также полезной информации не получил. Но к прекрасному приобщился. Валерия Ильинична Метелина сидела у себя в архиве и перелистывала атлас с иллюстрациями, делая попутные пометки. При этом слюнявила кончик красного карандаша и отпивала остывший чай из фарфоровой кружки. Подняла глаза, удивилась:
— О, это вы. Подождите, сейчас вспомню… Павел Сергеевич?
— Викторович, — поправил Болдин. — Можно просто по имени. Я вас не отвлеку, Валерия Ильинична? Помните, вы вспоминали историю с пропавшими на озере туристами? Запала она мне в душу, знаете ли.
— Это бывает, — улыбнулась сотрудница музея. — История странная и одновременно драматичная. Насколько я помню, тогда никого и ничего не нашли?
— Во всяком случае, широкую общественность не оповещали. Вам знакома фамилия Галицкий? Герман Матвеевич Галицкий. Дам подсказку: какое-то время считал себя художником.
— Он и был художником, — женщина отложила карандаш и устремила на собеседника заинтересованный взгляд. — Весьма талантливый пейзажист — от бога, можно сказать. Специально не учился, природа наградила. Надеюсь, он и сейчас творит, радуя ценителей пейзажной живописи своим талантом.
— Сомневаюсь, Валерия Ильинична. Галицкий был в числе тех, кто пропал на озере. Что вам про него известно?
— Вы в этом уверены? — Женщина открыла рот от удивления. Потом опомнилась, закрыла. — Извините. Ну что ж, осталось еще в нашей жизни то, что удивляет… Ей-богу, не знала, Павел. Намекаете, что он имеет… имел отношение к криминальным кругам? Но это ведь не доказано?
— Верно, — подтвердил Болдин. — Вы расстроились, Валерия Ильинична?
— Немного. Но не очень, чтобы очень, как говорится, — она мягко улыбнулась. — О Галицком, после того, как он покинул город, ничего не известно. Во всяком случае, мне. Лично мы не знакомы, хотя я видела его пару раз. Весьма активный и целеустремленный молодой человек. Учтивый, демонстративно доброжелательный, вежливый — хотя чувствовалось в нем некое пренебрежение к окружающим. Но я могу ошибаться. Фигура, безусловно, талантливая. Понятно, что в нашем городе у него не было будущего, хотел чего-то большего. Уехал из Плиевска лет десять назад, хотя опять же могу ошибаться. Родители Германа погибли до этого — просто трагический случай на Каинке. Мне кажется, он недолго переживал. Бывают такие люди — эгоистичные, равнодушные к окружающим, полностью лишенные эмпатии — то есть переживаний по поводу кого-то другого… Знаете, нет ничего удивительного в том, что Галицкий связался с криминалом, хотя с его-то талантом… Как-то странно все это.
— Но гением он точно не был? — уточнил Болдин.
— О, нет, гением он не был, — Валерия Ильинична снисходительно улыбнулась. — Но тем не менее… Пойдемте, молодой человек, я покажу вам кое-что, — женщина поднялась, отставила стул.
Она провела Павла в один из залов музея. Здесь царила тишина как на кладбище. Ни одного посетителя. Даже бабушка — «хранительница» зала, и та отсутствовала. Метелина подошла к картине среднего размера, выполненной в темных, но контрастных тонах. Картина изображала русло полноводной реки и покатые холмы вокруг нее, на которых паслись лошади. Солнце недавно село, над горизонтом стелился багрянец. Творение было выполнено вполне реалистично, прописаны детали — заросли кустов под холмами, лошадиные гривы, кнут в руке задремавшего пастушка.
— Неплохо, согласитесь. Неподготовленному человеку может показаться, что это Куинджи. На самом деле это Галицкий. Картина написана маслом и буквально вся пропитана тревожностью. У Архипа Куинджи пейзажи умиротворяющие, здесь же все наоборот. Созерцая это полотно, вы чувствуете беспокойство, как будто что-то должно произойти. Так действует багровый закат, посмотрите, как рассыпается мерклый свет на холмы…
— Весьма неплохо, — признался Павел. — На взгляд дилетанта, разумеется.
— На взгляд специалиста тоже, — улыбнулась женщина. — Но, к сожалению, не Куинджи, хотя автор явно работал под впечатлением творчества великого русского живописца. Эту картину Галицкий безвозмездно передал в фонд музея. Не все измеряется деньгами, — назидательно сказала женщина. —
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
