я трость в руках, лёжа в кровати.
— Через две недели.
— Все равно это очень мало… Нет-нет, я буду в порядке, не волнуйся. О другом. Две недели для подготовки маскарада мало. Тем более сейчас, когда большинство модисток уехало.
— Маскарад, маскарад! — Натали весело пританцовывала.
— По эпохе Павла Первого. С чего это вдруг? Что задумал государь?
— Маскарад, маскарад!
— Вот так, внезапно, по времени собственного отца…
— Нужно платье!
— Безусловно. Это к Степану. Надо сообщить и этот пройдоха достанет тебе целый гардероб, как он обычно делает, думая, что я не замечаю. Но какое именно? Кем мы будем?
Натали задумалась. Для неё времена Павла Петровича были как для меня времена фараонов. Чем-то далёким, легендарным.
— С другой стороны, какая разница? — вздумалось мне побурчать. — Главное ведь в маскараде что?
— Что? — очаровательно зазлопала глазами благоверная.
— Главное — не узнать государя. Он это не любит и всегда весьма агрессивен к разоблачившим его инкогнито без спросу. Впрочем, это очень легко.
— Не узнать государя?
— Да, любовь моя. Тебе ли не знать, ты ведь была на многих маскарадах и балах.
— Но я всегда узнавала государя.
— Конечно. Во-первых, он выше всех прочих на голову или половину головы, во-вторых, он часто не носит никаких масок вовсе. Потому я и говорю, душа моя, что не узнать государя весьма просто.
— Ааа…
— Сложность в другом, милая Таша. Как нам узнать друг друга и вообще хоть кого-то?
— Что ты имеешь в виду?
— В приглашении чётко указано: мужчинам быть одетым по-военному. Ты когда-нибудь воображала меня в военном мундире?
— Конечно. Много раз.
— Как?! — воскликнул я. Таша умеет удивить, на то и женщина, конечно, но…
— Тебе бы замечательно подошла гусарская форма. Только усов нет. Но их можно нарисовать. — безмятежная мечтательность моей супруги вызывала иногда не только восхищение, но и отторопь. Сейчас она перестала кружиться и заинтересованно уставилась своими глазами-омутами.
— Да какой из меня гусар, Таша, опомнись? — я с трудом сдерживал смех.
— Самый лучший. И Алекс, разве ты не рассказывал, что мечтал стать гусаром?
— То мечты, и когда это было?
— Сейчас есть шанс на их осуществление. — возразила упрямица. — Не верю, что мой муж упустит такой случай.
— Допустим. Но известно ли тебе, как именно выглядели гусары, и вообще военные Павла Петровича?
— Нет, а что? Как они выглядели?
— Можешь представить меня блондином?
— Как?!
— Ну, не то чтобы блондином… я не вполне верно выразился. Однако доложу тебе, что в то время все офицеры носили накрахмаленные парики. Значит, придётся и мне. Пудриться, напомаживаться, и парик с косой. И волосы под ним зачесывать назад. Да, ведь их еще стричь под гребенку.
— Твои кудри! — Натали прикрыла рукой рот от ужаса.
— Вот и думаю — признает ли меня собственная жена в таком виде?
— Признает, Алекс, но что же делать с причёской? И неужели так будут выглядеть все?!
— Маскарад в Аничковом — не шутки, — как можно серьёзнее ответил я, — придётся исполнять пожелание императора.
Глава 18
Кавалергард. Часть первая
Российские императоры традиционно недолюбливали Москву. Этот город было сложно перестроить, ни в прямом, ни в переносном смысле, уж сколько усилий не прилагалось. Даже пожар Наполеона не смог поделать почти ничего — не успели в столице толком подумать как воспользоваться оказией и внести благопристойные изменения в планировку, как Москва уже оказалась отстроенной приблизительно в том же виде, что и пребывала ранее. Подобный факт «непослушания» раздражал самодержцев.
Ещё более раздражала московская вольница, опасное наличие которой проглядывалось сквозь внешнее благодушие, нарочитую нерасторопность и показную лень. У московских дворян прибывающих в столицу не было должного пиетета как перед самим городом на Неве, так и перед его обитателями. У провинциальных дворян он был, но Москва по каким-то ей одной ведомым причинам не воспринимала себя провинцией.
Ни знатный вельможа, ни представитель семьи ведущей род от Рюрика или Гедемина, а простой дворянчик, только вышедший в свет из-под маменькиных юбок, попадая в Петербург глядел с любопытством, интересом, качал головой, восхищался устройством, вздыхал (считая, что от него этого ждут), ругал Москву «цыганским табором» и «купеческим городишкой», вообще всячески отдавал предпочтение столице, но делал это с такой нежностью к ругаемому объекту, что петербуржцы интуитивно ощущали подвох.
— Эх, когда же настанет время, чтобы и наша Москва стала хоть вполовину хороша как град Петров? — вещал очередной москвич своим новым друзьям в каком-нибудь заведении существующим специально для укрепления дружбы. — Вот нет никакого сравнения. Здесь все ровно, аккуратно, и полицейские не пьяные с утра. Сразу виден закон и порядок. А у нас что? Улицы все вкривь да вкось. Кареты порою проваливаются, а всем как дела нет. Бардак.
— Ну что вы, право, — возражал ему польщенный новый друг, — бывал я в Москве, это прекрасный город. Не Петербург, конечно, но очень красив и обладает своей прелестью.
— Азия-с! — не принимал утешений москвич. — Уж мне виднее, поверьте. Чистый восток. Ах, как в Москве живут! Если человек не обедает, то он как минимум чай пьёт, или думает об ужине. Уж я то знаю. Одно выручает — мундиры. Снять их, да одеться по-персидски, так никто и не отличит. Другое дело вы. Хотел государь наш Пётр Алексеевич здесь видеть град не хуже любого германского — так и вышло. Вас хоть в китайское обряди, все равно не обманешь, сразу видно — город не хуже, а лучше любого немецкого. Я в том уверен, пусть и не был у басурман. Взять всех отсюда, да отправить королю Прусскому, а оттуда людей — сюда, никто и не заметит подмены. Молодцы.
Собеседник вежливо кивал, но чудилось ему в источаемых похвалах нечто иное, не высказываемое вслух. Будто гость не столько хвалит, сколько упрекает. «Не заигрались ли вы в немцев?» слышалось в речах москвича.
Сама Златоглавая занимала в империи особое место. Особость начиналась с власти, или, лучше сказать — особому месту особая власть.
С одной стороны, непосредственно город относился к Московскому уезду, то есть являлся уездным городом, со своим уездным предводителем дворянства. Поскольку он (город) был довольно большой, то хватило его и на губернию, именуемой по нему Московской, значит город одновременно являлся ещё и губернским городом, с губернским предводителем дворянства. Раз есть губерния, то должен наличествовать губернатор. Он наличествовал. С другой стороны, Москва казалась великоватой и для губернии, потому губерния входила в генерал-губернаторство. Одна. То было исключением, ведь генерал-губернатору вменялся в обязанности надзор над несколькими губерниями разом, но… и здесь фактор Москвы перевешивал. В наличии, таким образом, имелись и губернатор и генерал-губернатор, власть которых делилась не совсем точно, чтобы не
