с нечеловеческой силой. Вот и его дом. Михалыч буквально втолкнул меня под навес, украшенный нынче по периметру гирляндой, состоящей из крохотных, весело перемигивающихся огоньков. Причем влетая на площадку я почувствовал тугое сопротивление уплотнившегося воздуха. Словно трехкиловаттную тепловую завесу в супермаркете миновал.
– Я вижу досталось тебе сегодня,– не успел я сесть, как Михалыч извлек из-под стола пузатую бутыль с мутноватой жидкостью. Секунда,– и компанию ей составила банка малосольных огурцов. Судя по всему, оба пищевых продукта были местного производства.
– Это что?
– Лекарство для души,– криво усмехнулся мужчина добавляя к набору краюху ржаного хлеба.– КВН, и прочие деликатесы.
– КВН?
– А, ты ж из поколения «некст». Коньяк, выделанный ночью расшифровывается. Самогон по простецкому. Федор с Кузьмичем сварганили агрегат. А я иногда конфискую конечный продукт. Когда без этого никак.
– Сегодня никак?
– Никак! Такие новости пережить на трезвую голову трудно.
Михалыч продул стаканы. Настоящие, двухсотграммовые, граненые. Разлил огненную воду по емкостям.
– И не тушуйся. Гирлянда тут вовсе не для украшения. Огоньки укрыли нас от всех. Никто нас не видит и не слышит.
– Погоди, Михалыч. А ребята где? Мне даже неудобно как-то без них.
– Ох! Все еще хуже, чем я думал,– сдвинул брови староста.– Прикипел ты к ним крепко.
– Ну да. Разве это плохо? У человека же должна быть опора. Пристань, якорь... Не знаю, как правильно сказать.
– Да никто не знает!– отмахнулся собеседник.
– Капуста вот еще есть. Квашеная. С клюквой,– невпопад добавил он, выставляя на стол деревянную миску.
– Чего ты мне зубы заговариваешь, а?– я отодвинул стакан.
– Заговариваю,– не стал отпираться хозяин дома,– заговариваю, чтоб не так отчаянно больно было. Чтоб с катушек ты не слетел и глупостей не натворил сегодня и завтра.
– Ребята мои где?
– Нет больше твоих ребят. Прости за прямоту.
– Каааак? Как– нет!?
– Тебе ж автоматика предлагала вернуться?
– Да, но...
– Предлагала. Ты отказался. Сейчас не так важно, почему. Хотя, если по твоему лицу судить, исковеркало душеньку изрядно, да.
Я лишь кивнул, сжав зубы. Поняв пока лишь одно. У Михалыча для меня плохие новости.
– А парни?
– Не отказались.
– И Алиса?
– И она тоже. Алевтина осталась.
Надо же... Паша. Алиса. Даже Али. Он-то как умудрился выразить желание вернуться? Впрочем, вопрос меня занимал недолго. Если Система творит ежедневно такие чудеса с пространством, с нашими телами и жизнями, то уж наладить коммуникацию с человеком, лишенным одного из каналов восприятия, она точно способна. Ладно молчаливый и державшийся особняком Али. Но Паша! Паша, грезивший приключениями в виртуальном игровом мире! А Алиса? Я считал ее другом. Нет, больше, чем другом!
Вскочил на ноги, голова закружилась страшно. И, впервые, находясь в адекватном состоянии, (зимняя фантасмагория на парковке в счет не идет) я почувствовал как земля уходит из-под ватных ног. Словно она продолжила вращаться. А я безнадежно залип на месте.
– Присядь,– почти скомандовал староста.
Я послушно приземлился на лавку, влил в себя содержимое стакана. И не почувствовал ни запаха, ни вкуса. Чисто по инерции, зачерпнув деревянной ложкой из миски, отправил порцию капусты в рот.
Михалыч, не проронив ни слова, поддержал компанию.
– Андрей, пока мы с тобой соображаем, я хочу, чтобы ты две вещи усвоил. Первая– элементарная математика. Из бывшего коровника вас, новеньких, вышло нынче до обидного мало. До планки, при которой обновляется лимит населения поселка, не дотянулись. В наличии было пятьсот четыре человека. Восемьдесят два, и ты в том числе, идут за мост. Сто шестьдесят шесть согласились предоставить замену вместо себя и выбыли из игры. Лимит Приречного ты знаешь. По иронии судьбы сейчас насельников ровно вдвое больше. Правда, объявились три неожиданных добровольца отправиться навстречу приключения. Но вопрос кардинально это не решит. Сто двадцать пять поселян послезавтра не поднимутся с коек.
– Они просто обнулятся? Исчезнут?
– Нет. Они умрут.
– Я не видел у вас кладбища.
– Его и нет. Плот у моста не заметил?
– Нет.
– Вода на следующее утро после исхода поднимается. И мы свозим тела на арбах к берегу. Переносим на плот, отпуская его по течению.
– А как определяют, кому жить, а кому...
– Все, кто старше сорока восьми в черном списке. Оставшиеся,– по жребию Системы. У меня и еще нескольких людей иммунитет.
– Так если те, кто старше... знают, что наступает их последний день... Почему не уходят? За мостом какой-никакой, но шанс. Так?
– Так. Но дело в том, что по мосту они могут пройти только в составе группы. И средний возраст группы не может превышать сорока лет. А еще они... боятся. И до закатного луча надеются на чудо. Но здесь я ничего поделать не могу. Условия Системы.
– Типа... старикам здесь не место? А тебе самому сколько, Михалыч?
– Пятьдесят три. Но у меня, я же сказал, иммунитет.
– Ясно. А от меня что хочешь?
– Это и есть второй момент,– хозяин наполнил стаканы вновь.– Хочу тебя просить вот о чем. Завтра у тебя выбор будет, у одного из немногих. Идти в одиночку или в составе группы. Лидером группы. У одиночек есть свои преимущества и недостатки. У групп свои. Лидер может набрать группу до семи человек, сам восьмой. Ты сможешь так спасти не менее четырех сельчан.
– Есть конкретные кандидатуры?
– Решать тебе.
– Раньше так кто-то делал?
Второй стакан забрал меня неслабо. Слова стали доносится, словно сквозь слой ваты. Отвечал скорее автоматически. Бегство Паши и Алисы по-прежнему отказывалось помещаться в голове.
– Нет.
– Почему?
– Предрассудки. И личные предпочтения. Все считают, что для выживания годится только молодежная группа.
– Это не так?
– Нет. Заметил, наверное, как местная атмосфера благотворно сказывается на состоянии здоровья?
– Спорить не буду.
– Условия предполагают некую уравновешенность, тяготение к стандарту. Чтобы участник не особенно зависел ни от пола, ни от возраста, ни от тех болячек, с которыми он или она попали сюда.
– Допустим.
– Старики в такой ситуации даже предпочтительнее.
– С чего бы?
– У них больше жизненного опыта. Амбиций меньше. И, как говорит статистика, таланты среди них встречаются гораздо чаще. Как и тяготение к положительной карме.
– Мы ж не на конкурс любительских театров заявляться пойдем. И не к индийским монахам.
– Решать тебе,– упрямо повторил Михалыч. Разлив
