Влюбленный Рыцарь» — пусть будет шанс спастись в той будущей кровавой бане, что ждет Россию. Всё-таки такая стать и такие мозги как у Танюши должны иметь будущее. Хотя бы как генофонд для человечества. Да и надежда не умерла еще раз к Ташечке подкатить. Уже без папы и по серьезному…
Надеюсь, поставлю питерскую службу царской охранки на уши. Пусть поломают голову. Да и жандармерия с тайной полицией пусть мышей лучше ловят — высший свет получше шерстят.
Ну и след отправления — Финляндский вокзал.
Главное, чтобы меня не поймали, а то шуточки над кабинетами перлюстрации очень сильно боком выйдут. Хотя… Полагаясь только на зрительную-то память сотни-полутора лиц, что меня видели и знают. До хотя бы тотальной паспортизации с повальной фотосъемкой, думаю, это слишком маловероятно. Главное по дурацки не попасться.
Кинул в почтовый ящик письма. Одно дело, надеюсь, сделано. Накидал конспирологических гипотез — теперь скандальчик. Как раз времени впритык осталось.
Что сотворить такого, чтобы утром об этом и сплетничали, и дежурящий городовой по инстанции вынужден был передать, но меня, как зачинщика, не задержали? В голову как ни ломал пришел только пьяный дебош совсем потерявших берега новых русских. Ну или не новых для этого времени.
Образ как-раз в стиле…
Задержит простой городовой богатого буратину? Сам — ни за что, нужны ему потом такие проблемы? А времени «подумать» и «вызвать кавалерию на подмогу» я ему не дам. Уеду.
Вздыхаю, страшновато и не хочется, но бежать без оглядки глупо. Проще сейчас чуть рискнуть и послать все хвосты искать меня подальше, чем потом бегать и трястись, думая, где они меня ищут.
Пусть будет ещё один мой след…
Беру в привокзальном ресторанчике бутылочку коньячка и к коньяку мясной закусочки. Гуляю!
Шустовского не нашлось, пришлось довольствоваться бутылочкой «Древний Эривань». Ну и приговорить для запаха пару рюмочек. Недурственно, я б даже сказал божественно!
Особенно, под ломтик нежного птичьего мясца. Дикого. То ли рябчика, то ли фазанчика. Знали ж предки толк, в том, как и что подать, да как угодить. И куда только потеряли? Выродили до эрзацконьяка из заварки на промышленном спирте и обжаренной ножки Буша.
И ценой-то за этот пир желудка всего лишь в очередную пятирублёвку. Для меня сейчас мелочь, но в душе шевельнулась жаба — всего лишь в стоимость лошади с упряжью — несбыточной мечты и кормилицы сейчас многих российских крестьянских семей… Этот «хруст французской булки» окончательно испортил настроение и разбудил, похороненного в ушедшем детстве, пионера.
Дежуривший на вокзале полицейский чин при моём появление с полупустой бутылкой коньяка не прореагировал практически никак. Стрельнул глазами и забыл. Насмотрелся видимо.
Ну а дальше просто, зашел за угол, отдал, заранее извиняясь, остатки рябчика привокзальной дворняге — ещё когда подходил к вокзалу ее приметил с выводком щенков — дождался, когда, давясь проглотит, и шуганул её в сторону стража порядка.
— Вот бездельники! Распустили тут! — и, выскакивая из-за угла, запустил полупустой бутылкой коньяка ей вдогонку.
Само собой, в собаку не попал, не туда целился. В полицейского, кстати, тоже не смог. Увернулся — резким и быстрым гад оказался. Зато удачно попал в вокзальное окно за ним. Никто не пострадал, но звона, визга и извечного русского мата хватило с избытком.
Ну что ж, тоже не плохо, значит, будет не рапорт, а скандал. Пойдет…
Теперь что, теперь главное морду кирпичом и «я главный» — включать наезд. На дернувшегося полицейского ору:
— Развели тут собачатню! — и чуть добавляю бабьего подвизгивания, — Приличному господину,…Ь! пройти невозможно!
Ну и к городовому, снова меняя шаблон:
— Поймать, утопить!!! Бегоооом!!!
Страж порядка просёк скачущие к нему неприятности и скривился как съевши лимон. Но с места не двинулся. А зря, для него лучше бы побежал…
Выбежавший из здания вокзала толстопузый дядька, решил пойти тем же путем, что и я — кто громче орет, тот и прав.
— Дег’жи его! Дег’жи! Стёкла мне, гаденыш, бить удумал! — и на меня своими сардельками в кольцах, да перстнях тыкать, да грабельки тянуть. — Да я с тобой знаешь, что сделаю⁈ Пожалеешь, что г’одился!
— Твое мнение ошибочно! Закрой ошибальник! — пришлось даже оттолкнуть слегка — испугался, что еще жиром сходу задавит.
— Ты, сволочь, не только окна вставишь, но и за ущег’б мне по гг’об жизни…
Договорить не дал, просто врезал в челюсть. Что-то торгаши берега путать начали тут…
— Моолчать!!! Раскомандовался тут… Иди прилавок протри!
Севший на зад толстопузый стал красномордым.
— Николай Васильевичу придется попинять, что торгашам воли много дал! — это уже мнущемуся жандарму.
— Да я… Твоего Николая… — торгаш призаткнулся, но, однако, ненадолго, сплюнул юшку, — Он на меня г’уку поднял!
Бедный страж, быстрее всех просёкший кто такой этот Николай Васильевич и чем ему это светит, попытался слиться со стеной у разбитого окна. Безуспешно. Даже несмотря на то, что цветом лица на штукатурку стал похож.
Своё высокое начальство-то он знать просто обязан.
Поворачиваюсь к полицейскому, ловлю его за обшлаг френча, подтягиваю и нежно шиплю:
— Объясни этому барану, кто такой барон Клейгельс. И заткни его… — отталкиваю, ну и, швыряя пару сотенных бумажек за дорогое стекло, добавляю, — прибери тут.
Слишком с избытком за разбитое стекло. Однако толстопузый похоже тоже слишком с избытком разогнался и тормоза потерял — закусил удила, короче, и понёс, отключив мозги.
— Своим золотом швыг’яться у себя будешь, сволочь, а на моем вокзале я хозяин! — однако с задницы не поднимается, но жандарму командует, — Кг’ути его кому сказал!
Ну вот скольких уже привычка меряться с незнакомцами у кого больше под монастырь подводила, а нет же, всё им неймется, всё никак не учатся.
— Вот торгашье племя, чуть царь-батюшка волю дал, возомнили себя выше всех. Уже командуют… — ну и чуть подзуживаю дурня, — Ну убрал пузо!
— Да я тебя… — и граблями своими на меня махать.
За что, естественно, тут же снова схлопотал по роже и сел, тряся башкой, на пятую точку.
— Видишь, как распустились у тебя тут служивый! И бардак, и крамола! Так и бомбистов дождешься! — и, костеря себя за расточительство, достаю еще золотой империал, — На тебе на извозчика, в околоток его доставь! Эту заразу на корню сразу выжигать надо!
Под гробовое молчание покачиваясь ухожу искать свой вагон к поезду. Вякнут, не вякнут? Дернутся? Никто не дернулся.
Что-то мне кажется — переборщил. След слишком уж явный лег…
Успел к самому отправлению. Как тронулись, узнал у проводника о наличии вагона-ресторана и ушел в него ужинать. Ну и саквояжик свой, естественно, захватил.
Всё-таки красиво тут и кормят
