В больницу никого не пропускают, но нас, почему-то, пустили. Правда, уже у отделения хирургии другая медсестра на посту опять заупрямилась. Сейчас же строго всё, в связи с этой карантинной ситуацией.
— Ну вы понимаете, что не пускаем никого, даже родню! — гневно шипела медицинская сестра.
— Вчера мы были, — оправдывался Константин. — Он же не тяжёлый, разговаривает, смеётся. Почему нельзя?
— Потому что в принципе нельзя. Никого не пускаем, — продолжала напирать девушка в белом халате.
— Я понял, — как-будто сдался Константин. — Сейчас, один звонок.
— Никакой звонок не поможет, — возразила медсестра. Я дотронулась до рукава своего провожатого. — Нельзя, так нельзя… — повернулась к медсестре. — Хотя бы скажите, как он себя чувствует?
Как раз в этот момент из отделения вышла ещё одна медсестра, женщина постарше. Сразу у меня спросила:
— Вы про кого?
— Про Паш… Павла Птолемеева.
— А-а! — она улыбнулась. — Всё отделение третий день веселит. Хороший пациент, жалко будет выписывать.
— Да вы что! — не смогла сдержаться я.
— Да вы не волнуйтесь, девушка! — заверила меня медсестра. — Всё хорошо с ним. Вот на операцию готовим, только с врачом родственники зачем-то ругаются.
— Разберёмся, — вдруг заверил Константин. — Сейчас ещё один “родственник” приедет, — он посмотрел на меня. — Аля, немного подождём. Нас пустят, вы не волнуйтесь.
— Откуда такая уверенн… — начала первая медсестра с поста.
— А вас Аля зовут? — перебила её вторая и внимательно на меня взглянула. — Ну-ка, пойдём! Пойдём-пойдём!
Меня провели в отделение. Дали бахилы, надели халат, маску. Показали палату. Я робко зашла. Птолемеев лежал здесь один, и, кажется спал. Я пододвинула стул, подсела. Не выдержала и взяла Пашу за руку. Его пальцы сразу сомкнулись на моей ладони. Не открывая глаз, Птолемеев улыбнулся, прошептав:
— Алька.
— Ты меня как узнал? — удивилась я.
— На ощупь, — ответил он, всё также улыбаясь. Потом добавил. — Ну вообще, проснулся, увидел, как ты стул тянешь.
— И опять глаза закрыл? — я убрала волосы у него со лба, погладила по щетине.
— Ты оброс весь.
— Да я уже сколько здесь валяюсь. Чего не заходила?
— Да я только узнала! — начала оправдываться я.
— Ну да… А мне телефон не дают. А мой, наверное, разбился, — он крепче сжал мою руку. — Ты сама как? Передумала со мной расставаться?
Я хотела свою руку вытащить, но Паша не дал. Лежит в больнице, в палате, почти не шевелится, а всё равно сильнее меня.
— Это ты в ночь сорвался из-за нашего разговора? — спросила виновато.
— Да ещё вечер был. Не так важно. Мело сильно, а я ещё по телефону разговаривал. Там глупо всё вышло.
— Нельзя лихачить, Паша. Я сколько раз тебя просила!
— Я никогда и не лихачу на дороге. Такой поворот, что другого водителя не видно, плюс метель. Как в молоке ехал… Это трасса такая… — он взглянул на меня. — Да всё нормально.
— Тебе какая-то операция нужна…
— Мелочи. На ноге. Сделают, и не замечу.
— А что там, кости сраст…
— Аль! Я тебе запрещаю меня бросать, — Паша положил мою руку себе на грудь. — Поняла меня? Запрещаю, — он закрыл глаза, удобнее устраивая голову на подушке. — Запрещаю… Ты мне ещё детей родишь. Ещё одного пацана и девочку.
— Ты в своём уме?
— Хочу, чтобы у нас было много детей.
— Птолемеев, ты бредишь? — я потрогала его лоб. — Может, мне медсестру позвать?
— А что тебя смущает?
— У меня уже двое!
— Будет четверо. С моим пятеро, — Паша улыбнулся.
— Ты вообще не соображаешь, да? — не унималась я.
— Слушай, ну кого-нибудь одного хотя бы… четверо — тоже неплохо… — Паша засыпал. Я покачала головушкой.
— Паша… Вот случись что с тобой… Я одна четверых детей не вытяну…
Я думала, он уже спит, а он ответил:
— Со мной ничего не случится.
Как ты не понимаешь, Паша… Этот страх — остаться одной, когда денег впритык, а то и нет, а от тебя самые дорогие тебе существа зависят — женщина, которая это пережила, этот страх из себя никогда не вытравит.
— Ты там плачешь?
Что ж ему не спится-то?
— Нет, Паша. Просто рада, что с тобой всё хорошо! Ты отдыхай, пожалуйста! — погладила его руку, вытащила свою.
Лишь бы ты жил! Где-нибудь, пусть не со мной. Просто чтоб ты жил на этом свете и был счастлив. Ты хороший отец, ты так любишь детей, так ладишь с ними. От тебя можно рожать, ничего не боясь, не сомневаясь. У тебя всё будет хорошо. Твоя жена тебя любит, да и представить сложно, чтоб кто-то тебя не любил. У тебя хорошие друзья, и в семье всё постепенно будет хорошо. Потому что ты всё сделаешь правильно, и иначе быть не может.
А я? Я уже про нас двоих так думала — если бы мы сразу сошлись, когда оба были свободные… Наверное, я такого счастья не заслуживаю, раз жизнь по другому повернулась.
Кажется, Паша заснул. Дышит спокойно, и выражение лица такое — безмятежное. Посмотрела на него ещё, потихоньку встала и вышла. Сдала халат, сняла бахилы, попрощалась с медсестрой. Открыла дверь, ведущую из отделения, а в коридоре стоят, помимо Константина, ещё двое мужчин. Один в халате, должно быть, врач. Второй, что говорит с ним — грузный, сердитый, занимает собой половину прохода. И ещё две женщины — одна постарше, и в ней я очень смутно различила маму Пашки — Маргариту Евгеньевну, а вторая — Лена.
Глава 37. Договор
Грузный мужчина с врачом говорят об операции, а Маргарита Евгеньевна с ними спорит.
— Я вам моего сына резать не дам! — напирает она, смотря на врача.
— Женщина, сын ваш в сознании, он сам способен дать согласие, и он согласился.
— Я вам не женщина! — кипятится Пашина мама.
— Мама, не надо, — попробовала успокоить её Лена.
— Я говорю, что против, и жена его против тоже! Мало ли что вы мне тут рассказываете — обкололи сына моего, что он ничего не соображает!
— Маргарита Евгеньевна, вы б так не переживали на пустом месте! — ласково обратился к ней грузный мужчина. — Пашка в полном порядке. Ему ваше согласие на операцию не требуется. Андрей Тимофеевич, — повернулся он к врачу. — Делайте, когда назначено. Пациент ваш в сознании, согласие дал. Родственников спрашивать не надо.
— Так если до скандала… — недовольно буркнул этот Андрей. Врач молодой, уставший. Тут они все уставшие.
— Резать не дам… — опять начала Пашина мать. — Лена!
