стрел, когда в битву вступили печенежские и угорские лучники. Со стен Багдада также началась стрельба, но быстро захлебнулась — жившие войной и охотой, чуть ли не рождавшиеся с луком в руке, кочевники явно превосходили мастерством вражеских стрелков. Проклятия и крики доносились с городских стен и один за другим те, кто не успел укрыться за зубцами, падали в стремительно растущую у города гору мертвых тел. Нападавшие тоже несли немалые потери, однако пока это никак не влияло на густоту смертоносного дождя обрушившегося на Багдад.
Одновременно началось наступление и со стороны Тигра: одна за другой тыкались в берег огромные плоты и, пока одни воины пускали стрелы в засевших на берегу арабских лучников, другие же с воинственным рыком сходили на берег. Прибрежные предместья Багдада были сметены сокрушительным наступлением русов: ни возведенные наспех укрепления, за которыми прятались воины-дейлемиты; ни запутанная сеть каналов, — слишком узких и мелких для плотов, но достаточно глубоких, чтобы мешать пройти пешцам, — не смогла остановить неистовых северян. Славяне и урмане, чудь и корсь — все варвары, рубясь мечами и топорами, на ходу прикрываясь щитами от сыпавшегося на них дождя из стрел, упрямо рвались вперед. Свенельд, окруженный лучшими из своих бойцов, ревел как медведь, размахивая секирой и прорубая дорогу к стенам Багдада. Вскоре мечи и копья русов ударили в Хорасанские ворота — и вот тут закипела особенно жестокая сеча. В лучшие времена, когда Багдад был в полной силе и славе, осада оказалась бы куда труднее, но сейчас после многих вторжений и упадка, многие укрепления обветшали и стены города оказались не столь уж неприступными, как сначала показалось русам. И вот уже молотил в в Хорасанские ворота таран, наспех сделанный из найденного у причалов увесистого бревна, пока другие воины приставляли к стенам заранее сооруженные лестницы, забрасывали веревки с крюками. Лишь когда сверху полился кипяток, расплавленная смола и свинец, посыпались камни и балки, обожженные и ошпаренные варвары, с неохотой отхлынули от стен Багдада.
— Боитесь честной схватки, проклятые трусы?! — в ярости рычал Свенельд, грозя воротам окровавленным кулаком, — будьте вы все прокляты, отродья женовидного Локи! Клянусь Одином, сотни сорочин повиснет во славу его с выпущенными кишками, пока я буду пить кровь и вино из черепа вашего халифа!
К тому времени спешилась и часть всадников осаждавших город с северо-востока: пусть у них и не было в достатке осадных орудий, они, неся с собой веревки с разлапистыми крюками и наспех сколоченные лестницы, упорно пытались вскарабкаться на стены. Над их головами свистели печенежские и угорские стрелы, прикрывая идущих на приступ русов от атак сверху. Вскоре первые из северных варваров, преодолевая бешеное сопротивление, поднялись на стену, где тут же закипел жестокий бой. Меж тем защитники города уже поспешно оставляли внешнюю стену, сжигая за собой мосты, перекинутые через ров между внутренней и внешней стенами Багдада . Узнав об этом отступили и защитники Хорасанских врат, дав варварам, наконец-таки, захватить внешнее кольцо укреплений — но с внутренней, более высокой стены продолжали летели стрелы и копья, мешая нападавшим прорываться дальше.
Однако вскоре выяснилось, что не это самая серьезная угроза для русов: сквозь свист стрел, предсмертные вопли и воинственные крики вдруг прорвался мерный гул, становящийся все громче и сильнее. В следующий миг в ров с шумом ворвалась пенящаяся вода, уровень которой начал стремительно расти. Также быстро заполнялись водой, выходя из берегов, и окружившие город каналы: мутный поток затапливал дома, смывая в реку торговые ряды бесчисленных рынков, сбивая с ног, накрывая с головой людей и лошадей.
— Что это?! — крикнул Свенельд и в тот же миг почувствовал, как кто-то вцепился в его руку. Обернувшись он увидел бледное лицо цесаревича Василия.
— Это дамбы!- крикнул он, — я читал об этом! Нужно уходить, пока они нас всех не перетопили здесь как крыс.
Свенельд неохотно отдал приказ — и варанга, рыча как оторванный от добычи зверь, отхлынула назад. Погибло, впрочем, не так уж и много — большинство северных воинов умели плавать, да и вода подступала не так уж быстро, чтобы варвары не успели отойти к своим плотам. Также быстро отступили и воины Святослава, вместе с кочевыми ордами, уходя на равнину от неумолимого потока. Но, отступив от Круглого Города, варанга, вместе с уграми и печенегами, отыгралась на Восточном Городе, Муаскер аль-Махди, что стоял на противоположном берегу Тигра, защищенный намного хуже. Всю ночь над рекой разносились вопли арабов приносимых в жертву языческим богам, им вторили плач и крики насилуемых женщин, пока раздосадованные неудачей варвары грабили город. Увязавшиеся за ними армяне и ассирийцы охотно присоединялись в бесчинствах к своим языческим союзникам, мстя за все притеснения, что им довелось испытать от мусульман. Эти крики, как и пламя пожаров, хорошо видных и с внутренних стен Багдада, служили зловещим напоминанием, что все еще совсем не кончилось.
Единение владык
— Похоже, мы все зашли в тупик, — из окна своего дворца Фанна Хосров мрачно созерцал болотистую равнину, в которую превратились окрестности Багдада. В воде все еще плавал
