Он кивнул на одну из дверей:
— Может, зайдем в комнату, чтобы не мешать остальным?
— Думаю, они будут не против.
Самсон Нильсен небрежным жестом передал бокал какой-то женщине в синем платье. Его волосы были зачесаны назад, и я подумал, что он лысеет. Сейчас он выглядел неплохо, но уже намечались залысины, которые через несколько лет так или иначе должны были превратиться в плешь.
— В чем дело? — спросил Самсон Нильсен.
— Сам знаешь.
— Нет, признаюсь, я не в курсе.
Я на секунду обернулся. С Брюсовой виллы открывался отличный вид на Одду. На фьорд и огни города. В саду все играл оркестр. Мне показалось, что я увидел председателя коммуны, танцующего с какой-то блондинкой. Люди в гостиной болтали и смеялись. И это меня раздражало. Разве меня здесь нет? Разве у меня в руке нет винтовки?
Я снова повернулся к Самсону Нильсену:
— Черт возьми, не знаю даже, что с тобой сделать.
— Вот как?
— У тебя есть предложения? — спросил я.
— О чем ты думаешь, Белл?
— Думаю, как тебя наказать. Побольнее.
— И все-таки я не понимаю, в чем дело.
— Он не умел плавать, — сказал я. — Черт возьми, он не умел плавать.
— О ком ты?
— Ты столкнул его с моста?
— Никого я не сталкивал.
— Ты столкнул его?
Самсон Нильсен покачал головой.
Ствол винтовки уперся ему в живот. Он вздрогнул, а потом наградил меня презрительным взглядом. Я сделал шаг назад. Мне хотелось застрелить его, но я чувствовал, что ненависть моя слишком слаба и беспомощна.
Я сказал:
— Думаешь, тебе это сойдет с рук?
Внезапно я сам усомнился… Да, это могло сойти ему с рук. Если «Рональдо» умрет, свидетелей убийства не останется. Полиция должна связать оба случая угона с убийством и, возможно, уже сделала это. А может, и нет, подумал я, может, полиция просто не захочет этого понять. Того, что понял я.
Самсон Нильсен спросил разрешения закурить. Я промолчал. Он закурил и посмотрел на меня:
— Ты говоришь о маленьком мальчике?
Я молчал.
— Тебе он нравится? — спросил Нильсен.
Я ударил его по лицу. Со всей силы. Мой кулак с противным звуком врезался в его нос. Сигарета выпала у него изо рта, голова запрокинулась. Он упал и ударился головой о стену.
Белую парадную сорочку заливала кровь. Моя правая рука болела. Левую холодил металл винтовки. Никто вокруг меня не двигался.
Я стоял и думал, что вот и финал. И упал здесь не Самсон Нильсен, а я. Упал в глазах сограждан.
— Не знаю, что я должен с тобою сделать, — сказал я ему. — Черт возьми, я не знаю, что делать с людьми вроде тебя.
Я спустился по лестнице. Гости пропускали меня и провожали взглядами. Снаружи рассветало. Над горой дрожало зарево, как будто небо было залито светящимся туманом. Пели птицы, шумела Опо.
С моста я зашвырнул винтовку во фьорд. Она булькнула и исчезла. Я поискал глазами маму-утку, но не нашел. Только чайки кружили над пристанью и над водой. У самой толстой в клюве был зеленый пакет из «Кооп-Меги». Пакет выпал, и несколько чаек начали драться за рассыпавшееся содержимое.
Приехав домой в Тукхейм, я начал прослушивать автоответчик. С верхнего этажа слышался грохот, шум и стук. Сломался стул, что-то бросили в стену. Аск бесновался. Надо было что-то делать. Надо было подняться к ним, а я стоял и курил у окна, пока шум не затих. Я ждал, пока за мною приедет полиция. А полиция все не приезжала.
Потом я лег спать. Мне снилось, что наша ПВ перевернулась. Повсюду были кровь и стекло. Отец лежал посреди шоссе, покрытый простыней. Ровный поток машин отрезал меня от него. Меня обдавало воздушной волной, идущей от них, и я видел, как ботинки отца торчат из-под простыни. И левая рука — тоже. В ней он еще сжимал руль.
~~~
Когда я проснулся, шел дождь. Наконец-то дождь. Капли падали мне на лоб и на грудь. Я сел на кровать и вдруг понял, что одеяло влажное. Дождь шел через крышу.
Я оделся и поднялся к соседу. На мои звонки никто не ответил. Ударом я открыл дверь и крикнул. Ответа не было. Я прошел в комнату и крикнул снова. Мне вовсе не хотелось нарваться на кулаки Аска. А это было очень даже вероятно.
Пол был залит водой. Вокруг плавали газеты, тряпки, огрызки пиццы, бутылки и блокноты. Письменный стол искорежен, в ящиках — пусто. В ванной открыта вода. Я закрыл краны и вернулся в гостиную.
Я стоял и смотрел на разбросанные по полу фотографии. Сотни. И на всех — девушки. Блондинки. Брюнетки. Негритянки. Тайки. Все улыбаются и пытаются профессионально позировать. Некоторые портреты — из фотоавтоматов. Некоторые — студийные. Некоторые девушки слишком откровенно показывают грудь и ляжки. Другие выглядят целомудренно и серьезно.
Я подхватил фотографию чрезмерно накрахмаленной барышни. Представил, как она, стоя у зеркала, пытается навести красоту перед фотографированием. На обороте фотографии от руки было написано по-английски: «Я знаю, ты — лучше всех. Свет в окошке. Как звездочка».
Кто-то кашлянул. Я прошлепал в спальню. Аск сидел на постели и курил. Когда я вошел, он посмотрел на меня, но взгляд у него был такой, будто все происходящее его не касается.
— Что случилось? — спросил я.
Аск не ответил. Я решил, что он убил Мумуки. Он ее убил, и сейчас ее труп лежит где-то в доме.
— Она мертва? — спросил я.
— Да, мертва.
— Где она?
— Не знаю. Она просто умерла.
— Что ты имеешь в виду?
— Она умерла. Она меня бросила.
— Так она умерла или тебя бросила?
— Она умерла. Она меня бросила.
— Где она?
— Ночью собрала вещи и уехала в город.
— Так она не умерла?
— Она меня бросила.
Мне сразу стало легче. Наверное, они поссорились, и она решила от него уйти. Он впал в бешенство, а она собрала вещи и уехала. Я был этому рад. Надеялся, что ей не придется возвращаться. Я пошел в гостиную, но Аск окрикнул меня.
— Тоже бросаешь меня? — спросил он.
— У тебя есть идеи получше?
— Я хочу, чтобы она вернулась, — сказал Аск.
— Сейчас поздно об этом думать, — ответил я.
— Не знаю, что и сделать, чтобы она вернулась, — сказал Аск.
— Лучше найди себе черненькую, — посоветовал я.
— Знаешь, — сказал Аск, — я-то думал, что это я ее брошу. Думал, что и без нее проживу.
