Книга Моя поневоле - Амира Ангелос

* * *

- Ты очень красивая, Рита, - Нурпат смотрит на меня через зеркало, стоя за моей спиной.

Синяки почти не заметны. Это хорошо, не хочу, чтобы на меня пялились и строили догадки. Все эти дни я не выходила на улицу без огромных солнечных очков, которые одолжила мне Вилена.

- Сейчас и тебе макияж сделаю, - улыбаюсь, чтобы скрыть свое депрессивное настроение.

Я не особенно старалась с макияжем, только ради девочки, для которой вся это косметика – настоящее действо. Ей интересна каждая деталь, она разложила передо мной свои сокровища: дымчатые тени, румяна, блеск для губ и набор для бровей, признавшись, что все это купила тайком от отца, который ни за что не разрешил бы ей краситься…

Я нанесла совсем немного теней, смешав их со светлым оттенком пудры, сделав светлее. Черные глаза Нурпат стали выглядеть больше и выразительнее.

- Ты красавица, - улыбнувшись, целую девочку в щеку.

- Я хочу быть похожей на тебя, Рита.

- Уверяю, ты переплюнешь меня.

В себе не вижу красоты. Худющая, как из концлагеря, кости торчат. Постоянно забываю поесть. Бледная. Разве что глаза красивые, большие, редкого оттенка – отливают в фиолетовый. В зависимости от освещения.

Инопланетянка. Жертва. Сексуальная рабыня.

Кем я только не была. Но только не любимой женщиной. Не матерью…

Как же больно будет расставаться с Нурпат.

Когда мы отводили Настю к матери, Вилена заставила нас с Нурпат выбрать себе наряды в ее гардеробе. Точнее, силой заставляли меня, Нурпат наоборот выклянчила у тети серебристое платье с пайетками. Вилена была этим не слишком довольна, ворчала что рановато ей носить такое, но в конце концов разрешила.

Я беру черное.

- Ты все время этот цвет выбираешь, - возмутилась Вилена. – Сколько можно!

Потому что я ношу траур. В душе. В сердце.

Мне по итогу впихивают кремовое, очень мягкая ткань, летящая юбка, расширенные рукава. Меня подкупает его простота и мягкость. Хорошо. День без черного. Я потерплю. Пара часов, потом извинюсь и уйду к себе, собирать вещи. Которые не мои. После того как меня похитил Волков, не осталось ни одной личной вещи, все в том проклятом доме…

Все чем пользуюсь сейчас – купила Вилена. Или ее муж. Или кто-то, кому они это поручили.

* * *

Что за гости? Пир во время чумы… Что за праздник, когда Тагир в состоянии войны, мстит за брата?

Приезжает бледный, уставший, молчаливый. Только таким и вижу его…

Ладно, может и правда, всем нужно собраться вместе. Немного выдохнуть. Может на ужине озвучат мою судьбу? Просторная гостиная в доме Тагира, большой стол уставлен всевозможными блюдами. Носятся дети. Очень много людей, настоящая толпа. Все радуются, общаются. Шум, гомон. Занимаю место рядом с Виленой. Мне до сих пор не по себе от любопытных взглядов. В деревне нет чужаков… А я как раз-таки из них.

Непонятно кто, откуда. Привезенная сюда то ли как пленница, то ли как гостья. Странная знакомая жены одного из предводителей клана.

Мужчины смотрят с любопытством и настороженностью. Некоторые женщины с откровенной неприязнью.

Когда в зал влетает Лиля – холодею. Вилена тут же сжимает мою ладонь под столом.

– Держись, милая, – произносит шепотом.

Она понимает, как мне больно видеть любовницу Далхана. Хотя теперь нам с Лилей делить нечего. И все равно неприятно, сердце тисками сдавило. Какое-то странное предчувствие. Зачем она здесь? Выглядит немного необычно, взъерошенная какая-то, взволнованная.

Бросает на меня такой взгляд, что сразу приходит желание отправиться к себе в комнату и встать под горячий душ. Смыть с себя волны негатива, которые посылает мне.

У меня нет к этой женщине ничего. Ни ненависти, ни ревности.

Но и симпатии нет. Она мне неинтересна ни капли. Хотя, раз Далхан с ней встречался, значит находил что-то…

Лиля шепчется с каким-то мужчиной. Что-то долго говорит ему на ухо. Тот кивает.

Неужели она уже нашла себе здесь нового любовника?

Это не твое дело, Рита. Просто выдержи еще немного минут, ради вежливости. Потом можно будет извиниться и уйти.

Ужин все длится. Много разговоров на чужом мне языке, ни слова не понимаю. Урывками мне переводит Нурпат, какие-то шутки, словечки.

Отсчитываю минуты, пока не чувствую, что задыхаюсь. Извинившись перед Виленой, встаю из-за стола.

– Подожди еще немного, пожалуйста, – просит она умоляюще. – Сейчас будет сладкое, я сама пахлаву делала… Оценишь. Ну что ты будешь делать одна, сидеть в комнате, как затворница? Совсем мало времени, рано еще...

– Хорошо, – киваю. – Тогда немного подышу воздухом на веранде, и вернусь.

– Хочешь, пойду с тобой?

– Я не маленькая, – улыбаюсь такой заботе.

Для меня такие проявления всегда как острая игла в сердце. После смерти мамы не осталось никого, кому я по-настоящему не безразлична…

Выхожу на крыльцо. Но на улице дышать нечем, слишком сильно парит. Небо прорезает яркий разряд молнии. Терпеть не могу грозу, силы природы всегда пугали меня. Вздрагиваю, поворачиваюсь, чтобы вернуться в прохладное помещение. И едва не налетаю на Лилю.

– Что ты до сих пор здесь делаешь? – цедит сквозь зубы, осматривая меня с головы до ног с неприязнью. – Неужели не понимаешь, как жалко это выглядит?

– Ты не похожа на сочувствующую, – усмехаюсь. Всегда умела отвечать стервам, этого не отнять. – Я тебе мешаю?

– Ты меня бесишь. Ведь все неприятности начались из-за тебя! Если бы я решала…

– Но увы, верно? Ты ничего здесь не решаешь. Ты никто. Может, отойдешь с дороги? Хочу вернуться за стол, меня Вилена ждет.

Да уж, я верно расценила эту блондинку. Мы точно не станем подругами, сидя в обнимку и доверяя друг дружке подробности отношений с одним и тем же мужчиной, которого любили и потеряли. Смешно даже на секунду предположить такое.

– Языкастая, да? Ну ничего, посмотрим, кто будет смеяться последним! – пафосно заявляет блондинка, неожиданно сильно толкая меня.

Совершенно не ждала такого выпада, теряю равновесие, ударяюсь затылком о деревянный столб. Перед глазами темнеет. Первая мысль – ответить тем же. Почему бы не выплеснуть отчаяние и ярость на эту стерву?

Но Лилечка удаляется, сбегает с крыльца под первые крупные капли дождя.

Сначала думаю, что от меня… Усмехаюсь даже ее трусости…

Потом замечаю черный Гелендваген, тормозящий возле клумбы с наполовину завядшей петуньей. Перед глазами все плывет, зрение нечеткое. Моргаю, держась за