и новые беды.
Почти одновременно с освобождением болотниц, и градоправитель из дома вылез. Близко с мавками он пообщаться не успел, но, не иначе, как тоже чем-то от них заразился. Или и раньше у них родство душ просматривалось, да я не замечала?
Едва отдохнувший от вечно мудрого правления город залихорадило. Указы и распоряжения воспрянувший господин Наррин выдавал со скоростью слетевшего с катушек конвейера. За время домашней отсидки столько в нем заботы о гражданах накопилось, что ее напор с трудом городские стены выдерживали. Ни спрятаться, ни скрыться, ни в бега податься — везде своим вниманием власть осчастливит!
Нас пока никто не трогал, и это настораживало сильнее любых угроз. Не такой градоправитель человек, чтобы просто так обиду спустить. Если сразу не отомстил, то такую пакость задумал — все черти в аду слезами зависти подавятся. И горячими сковородками себе по лбу хлопнут!
Я каждый день ждала стражников с ордером на арест, обвинения во всех грехах существующих (и специально для меня придуманных), приказа об уничтожении приюта, каторги… Но господин Наррин никогда особой любезностью не отличался и оправдать мои ожидания не пожелал. Беда пришла с другой стороны, откуда почти уже не ждали. Снова начали пропадать постояльцы.
Да еще какие!
Глава 17
О муках творчества — для окружающих.
К хорошему привыкаешь быстро. За последнюю неделю я почти уверилась, что больше никто из постояльцев не исчезнет. Но новый день встретил нас потерей — пропало одно из умертвий.
Для чего столь неприятное в общении существо могло понадобиться магистратским чиновникам — ума не приложу. Да и тварь из лабиринта показалась мне более разборчивой, не зря же именно на мою персону так нацелилась. Впрочем, кто-то из них уже утащил скелетона, лича и горгулью, так что о хорошем вкусе похитителя говорить не приходится. Скорее, о полном его отсутствии.
Пока мы ломали голову над очередной загадкой, в кабинет робко заглянула оборотниха Аллина.
— Можно? Простите… Я про умертвие сказать хотела… Которое пропало вчера… Я видела, ночью…
— Что?! Куда оно делось? Кто его? Как?
Под градом наших вопросов бедная девушка совсем растерялась. Она краснела, бледнела, нервно теребила свои роскошные косы и запиналась на каждом слове. Странный у нее все-таки характер для существа, что по ночам свирепым хищником оборачивается…
Общими усилиями удалось вытянуть из Аллины следующее:
Вчера, поздно вечером ей не спалось, и она решила прогуляться на заднем дворе. Ну, это понятно, полная луна, ночь — самое время в волчьей шкуре на воле побегать. Но, в облюбованном оборотнихой местечке уже шлялось пропавшее нынче умертвие. Тоже на луну завывало.
Скромная Аллина мешать чужой прогулке постеснялась и решила дождаться ее окончания в коридоре. Зачем ей понадобилось посетить именно этот кокретный дворик, мы уточнять не стали. Мало ли, может там какая-нибудь особо аппетитная косточка закопана? Зачем в чужие секреты лезть?
В общем, ждала, оборотниха, ждала… Вой прекратился, и она выглянула во двор, — умертвия там уже не было. Ничего плохого она не заподозрила, погуляла, свежим воздухом подышала…
И только сегодня, после того, как о пропаже узнала, подумала: а куда собственно умертвие из дворика делось? Стены вокруг хоть и старые, но высокие, выход всего один, и около него она сидела. Получается, именно в этом месте наш постоялец и исчез!
В указанном дворике ничего подозрительного не обнаружилось. Я срочно собрала и опросила всех обитателей приюта, — может еще кто решил этой ночью на луну полюбоваться? А заодно и что-нибудь полезное заметил?
Признаваться в любви к ночному небу и свежему воздуху постояльцы не спешили. Из мизантропии, вредности, приверженности идеалам демократии и прочих, непонятных нормальному человеку, побуждений. Но после пары скандалов, прочувствованной речи Дейва (подкрепленной кулаком тролля) и угрозы лишить ужина, свидетель все-таки нашелся. Это была очень хорошая новость!
Плохая заключалась в том, что очевидцем пропажи был фей Базилик. Да, феи — это не только добрые заботливые тетушки из сказок или нежно-зефирные воздушные девицы. Среди крылатого народца полным полно мужчин, а иначе как бы они размножались?
Ничего против расовой принадлежности нашего свидетеля я не имела. Вся беда в том, что он еще и поэт! То есть существо немного (или очень сильно) не от мира сего. Он даже о своей прогулке не сразу вспомнил, а уж про все остальное…
— Это была прекраснейшая ночь, все вокруг благоухало, звезды сияли и улыбались мне, круглый шар луны падал прямо в руки и дарил вдохновение… Меня посетила муза! Умертвие…? Наверное, было… Что-то там выло, да… А потом как-то раз, и перестало… Или пропало, какая разница! Не помню… Но я написал об этом прекрасное стихотворение! Хотите, прочитаю?!
Знаю я эти его стихи! Пыталась как-то пристроить талантливого попаданца на должность придворного поэта к нашему герцогу. Ой, что было, даже вспоминать страшно!
С другой стороны, вдруг в них хоть какую-то зацепку найдем? В нашем положении выбирать не приходится, и поэме о пропавшем умертвии рад будешь.
— Давай! — Обреченно махнула я рукой и приготовилась мужественно вынести все муки чужого творчества.
Поэт задумчиво порылся в карманах, за пазухой, в рукава, почесал кудрявую светлую макушку и, наконец, добыл-таки из-за отворота нежно-зеленых сапожек, смятый листок бумаги.
— Баллада! — Драматично, с протяжно-заунывными интонациями загнанного на дерево кота, произнес Базилик. Он явно наслаждался столь редким и всеобщим вниманием, не желая терять ни малейшей его крупицы.
— Темнела башни острой спица,
Смотрели хмуро небеса.
Пропал без вести гордый рыцарь,
Что вызов смело им бросал.
- Погоди! — прервала я это мучительное приобщение к прекрасному, — Нам бы сейчас про умертвие! А про рыцаря потом нам почитаешь. Когда-нибудь…
— Ну, дай хоть дослушать! Красиво так говорит, — Прочувствованно всхлипнула Ольга. Мы с Дейвом почти одинаково закатили глаза. Все-таки есть в ней какая-то нездоровая тяга к поэзии: то дух Пушкина вызывает, то Базиликовым творением восторгается …
— Это и есть баллада об умертви! — праведно возмутился не понятый нами талант, — Аллегорическая.
Я только вздохнула: если уж злобно воющая нечисть превратилась в гордого рыцаря, точности от такого свидетельства ждать не приходится. Но дослушать придется, — вдруг, что полезное заметим?
— Взметнулись пламени порывы,
Путь освещая в неизвестность.
Его оплакивают ивы –
Осиротевшие невесты.
Он не убит, и не был ранен,
Но не оставим мы печаль.
Мерцаньем пойман, как сетями,
И унесен куда-то вдаль.
— Пламя? — встрепенулась я, — У нас там что, пожар был? Или это умертвие сожгли?
— Нет, во дворе точно ничего не горело. Я бы учуяла, — Уверенно сказала
