приливов необычайной работоспособности.
На улице стало пасмурно. Я без усилий писала все это время, пока ясная погода не сменилась грозой. Стараясь беречь себя, я иду в кровать, чтобы прерваться на послеполуденный сон. Организм велит: «пора отдохнуть», – и я подчиняюсь.
Подкуп
Не знаю, как у вас, а моего внутреннего писателя легко подкупить. Когда я чувствую, что не могу сдвинуться с места, я обещаю его вознаградить, если он продвинется вперед. Наградой или, проще говоря, подкупом может стать как некая вещь, так и что-то нематериальное. Мой писатель очень любит пряный чай с молоком, поэтому я ему обещаю: «Давай закончим это эссе, а потом пойдем в кафе и закажем чай с молоком и кусок вишневого пирога».
Если нужно написать что-то короткое, хватит и небольшой взятки. Если же работать предстоит долго, можно предложить награду покрупнее: «Куплю тебе то темно-синее платье в горошек». Некоторым это кажется жульничеством («Давай поработаем десять минут, и я разрешу тебе съесть шоколадку»), но я профессиональная писательница, и пускаю в ход все, что приносит результат. Подкуп работает. Я смогла осилить целую книгу благодаря чаю с пряностями и вишневому пирогу. Одно эссе за другим, по одной взятке за раз. Платье в горошек стало моей наградой за редактуру. Я его надеваю – и чувствую себя «настоящей» писательницей. Это моя осязаемая награда за хорошо выполненную работу. Я очень люблю писать, и платье это тоже обожаю.
«Просто пишите понемногу каждый день. Даже если вы потратите на это всего полчаса – пишите, пишите и еще раз пишите».
Мадлен Л’Энгл[22]
Пуристы настаивают, что и сам подкуп непременно должен иметь отношение к писательству: новая дорогая перьевая ручка, писать которой – одно удовольствие, красивый блокнот для утренних страниц, которого хватит на три месяца. Моя подруга Сюзанна Сили коллекционирует дорогие перьевые ручки. Крупным почерком она заполняет один блокнот за другим.
«Я обожаю писать», – делится она; у нее замечательный каллиграфический почерк, а ручки служат ей взятками. Ей приятно держать их в руках.
Я не пользуюсь перьевыми ручками. Я пишу шариковыми и покупаю их пачками, по четыре штуки в каждой. «Закончи эссе, и я дам тебе новую ручку», – говорю я себе. Это работает. Мой внутренний писатель обожает новые ручки.
«Закончи черновик этой книги, и я куплю тебе новый наряд», – предлагаю я, если вдохновение на исходе. Мой писатель оживляется. Ради «нового наряда» стоит потрудиться. Я люблю писать, а мой писатель любит хорошие взятки.
Близость
Открыв почтовый ящик, я обнаруживаю там пеструю открытку с изображением моих любимых цветов, лилий сорта «старгейзер». Это весточка от Эммы Лайвли, которая живет в тысячах километров от меня, в Бруклине. На открытке написано: «Дорогая Джули! Эти цветы всегда напоминают мне о тебе! С любовью, Эмма». Забрав почтовую карточку в дом, я прикрепляю ее на холодильник магнитиком в форме лилии. Я благодарна Эмме за эту яркую открытку, и еще больше – за то, что на ней написано.
Мы пишем ради самовыражения, но также и для того, чтобы почувствовать связь с другими. Общение – базовая человеческая потребность. Еще со времен пещерного человека мы выцарапывали послания на камнях в надежде, что их кто-то прочтет и поймет. Чем искуснее мы формулируем свои мысли, тем сложнее становятся сообщения, которыми мы обмениваемся. «Я здесь, а ты – там», – гласили наши первые послания, обозначившие отношения между нами. Затем мы стали выражать свои чувства. «Я здесь, а ты – там, и вот что я чувствую по этому поводу». С течением времени эти сообщения становились все сложнее. Мы научились лучше выражать нюансы и оттенки смысла. И, наконец, смогли общаться, изъясняясь очень точно, с облегчением чувствуя возникшую между нами связь.
К таким посланиям нас подтолкнуло человеческое стремление к близости. Чем полнее мы выражали свои чувства, тем более обыденным и прозаичным становилось наше общение. Стремление к нему и сейчас остается первостепенным желанием человека. «Я здесь, а ты – там, и мы оба живем в этом мире». Мы пишем, чтобы засвидетельствовать и упрочить нашу связь. Она первобытна.
Как художники мы тоже должны общаться с товарищами по цеху. Мы делаем это как посредством творчества, так и лично. Сейчас я читаю роман моего друга Логана Свена Питерсона «Рио Бардо» (Rio Bardo). Эта книга богата описаниями флоры и фауны, что подтверждает внимание автора к деталям. Вчера я неожиданно встретила Логана. «Читаю твой роман, – сказала я ему. – Ты прекрасный писатель».
Он зарделся, услышав мой комплимент. «Я всегда смущаюсь, когда узнаю, что кто-то на самом деле меня читает», – признался он.
«Я читаю, и мне она очень нравится. У тебя потрясающее чутье на детали».
«Спасибо. Это много для меня значит. Пора запускать рекламную кампанию, но я понял, что писать мне очень понравилось, а вот заниматься рекламой я терпеть не могу».
«Понимаю, – сказала я. – Но ты настоящий писатель во всех смыслах этого слова. Думаю, тебе стоит об этом помнить, когда будешь рекламировать свою книгу».
«Твои бы слова да Богу в уши! – воскликнул он. – Я с огромным удовольствием над ней работал».
Я вспомнила о своей подруге Натали Голдберг и ее явной любви к писательству. Она на пять недель уехала в один ретрит-центр рядом с Сиэтлом, неподалеку от побережья, в качестве приглашенного преподавателя. В ее голосе слышался с трудом сдерживаемый восторг, когда она рассказала мне: «Мне предоставят жилье и машину, и в течение пяти недель мне ничего не придется делать – только писать. Жду не дождусь!» Мы с Натали дружим вот уже двадцать пять лет. Мы восхищаемся творчеством друг друга и подталкиваем одна другую на новые свершения. Натали пережила лейкемию и недавно написала книгу о раке. «Моему агенту было адски сложно ее продать. Тема слишком мрачная. Но права все же купили – издательство Shambala Publications, которое опубликовало
