в архиве городской библиотеки. И все же я сразу узнал его. Седые волосы профессора были взлохмочены. Высокая залысина делала и без того большой лоб еще внушительнее, придавая лицу умный и благородный вид. Темный в клетку пиджак на профессоре был расстегнут. В одной руке он держал очки. Весь вид профессора выдавал крайнее оживление, словно мы оторвали его от работы в тот самый миг, когда он стоял на пороге очень важного открытия.
– Вы не поверите, мой дорогой друг . . . Расчеты привели меня к совершенно неожиданному выводу, – громко и торжественно заявил профессор прямо с порога.
– Добрый вечер, профессор – поздоровался консул. – Я сегодня в сопровождении двух юных господ. Позвольте представить . . .
Лицо профессора выразило крайнее замешательство. Он поспешно нацепил на нос очки и прищурился, стараясь разглядеть в темноте наши с Тирром лица.
– Мой племенник Тирр, – произнес консул, беря Тирра за плечо. – Вы уже много слышали о нем, а теперь мне представился случай вас познакомить. А это его друг – Уалий. Вы можете быть совершенно уверенны, профессор, этим юным господам вполне можно доверять, – консул обернулся к нам с Тирром. – Знакомьтесь, перед вами профессор Кварц.
– Добрый вечер, – поздоровался Тирр.
– Добрый вечер, – ответил профессор.
Видя растерянность профессора, консул жестом пригласил нас с Тирром войти в хижину.
– Сейчас я вам все объясню, дорогой профессор. Давайте же не будем толпиться у порога, – произнес консул.
Внутри хижина оказалась просторнее, чем можно было ожидать. В очаге горел огонь. Над языками пламени висел на крюке черный от копоти чайник. В другом углу стоял письменный стол, весь заваленный бумагами и чертежами. Рядом с ним находилась длинная деревянная столешница с разнообразными металлическими деталями на ней, каких мне никогда не доводилось видеть прежде. Впрочем, они немного напоминали собой элементы часового механизма, хотя были значительно крупнее и имели весьма причудливую форму. Чуть дальше на табурете стояло нечто похожее на большую кастрюлю с запаянной крышкой. Внутри нее что-то громко бурлило. Из маленьких отверстий то и дело со свистом вырывались струйки пара. С помощью изогнутого шланга устройство соединялось с металлическим баком, стоявшим здесь же на полу. Из другого шланга в огромную стеклянную банку по капле медленно стекала мутноватая жидкость. У изголовья кровати стояла на подножках академическая доска, исписанная мелом. То были какие-то математические формулы и уравнения, значения которых я разобрать не смог. В комнате было еще множество других странных предметов, которые причудливо уживались рядом с такими привычными глазу вещами, как рукомойник, дуршлаг, веник и чугунный утюг.
– Прошу меня извинить за беспорядок в моем скромном жилище, – сказал профессор, закрывая за нами дверь. – Консул не предупредил, что сегодня мне предстоит принимать гостей.
– В некотором смысле это стало неожиданностью и для меня самого, – ответил консул.
– Прошу вас . . . – профессор придвинул стулья для меня с Тирром.
Консул разместился в кресле, сам профессор присел на краю кровати. Сложив руки на коленях, профессор выжидательно поглядел на консула.
– Что же, вижу вам всем хотелось бы услышать объяснение происходящему, – с улыбкой произнес консул. – Не буду злоупотреблять вашим терпением. Итак, с чего начать?
Консул закинул ногу на ногу и сцепил пальцы рук, стараясь сконцентрироваться.
– Три года тому назад я оказался в числе других присутствующих при докладе профессора Кварца в Академии наук, – начал консул. – Доклад был посвящен созданию летательного аппарата. Профессор утверждал, что при помощи этого аппарата человек способен подняться в небо. Сказать, что доклад стал сенсацией – значит не сказать ничего. Думаю, что известие об извержении вулкана, и то наделало бы меньше шума.
– Три года, подумать только, – вздохнул профессор. – Кажется это было лишь вчера . . .
– Едва профессор озвучил тему своего выступления, как я понял, что отныне его жизни угрожает смертельная опасность, – продолжил консул. – Провозгласив возможность летать, профессор тем самым вторгся в запретную область, попытка приблизиться к которой равносильна самоубийству. И хотя в то время мы были с профессор Кварцом едва знакомы, я счел своим долгом предупредить его об опасности. Вечером того же дня я явился к профессору. Он принял меня в своем кабинете. Напрасно я старался объяснить, какая страшная угроза нависла над ним. Профессор не верил ни одному моему слову.
– Должен признаться, я даже заподозрил, что у вас не все в порядке с головой, дорогой консул, – тихо рассмеялся профессор.
– Словом, положение дел становилось безвыходным. Я понимал, что с минуты на минуту за профессором должны прийти. Времени не было, и я решился на отчаянный ход. Заранее предполагая, что придется пойти на крайние меры, я имел при себе флакон с сильнодействующим снотворным. Я поднес его к лицу профессора, когда тот отвернулся, и профессор бессильно опустился на мои руки. Снаружи ждала карета. Я приехал один. Было темно, и на счастье никто не видел, как я затащил профессора в карету и быстро погнал прочь. Как я и предполагал, в тот же вечер за профессором пришли люди наместника. Не найдя профессора, они перевернули весь дом, забрав с собой чертежи и все, что могло иметь отношение к изобретению летательного аппарата. Что же до меня, до я спрятал профессора в единственном надежном месте – в этой самой хижине. Еще в детстве отец рассказал мне о потайном ходе, ведущим из глотки бронзовой рыбы в эту всеми забытую долину на дне древнего вулкана. Для верности я за большие деньги купил у бродячих торговцев черного пса. С тех пор он живет в старом саду, охраняя его от непрошенных гостей.
– Что же было дальше? – спросил Тирр.
– На следующее утро, когда профессор очнулся, я показал ему статью на главной странице свежей газеты. Там писали, что профессор Кварц объявлен отступником, а за его поимку назначено солидное вознаграждение.
– Каким же я был глупцом, – профессор покачал головой. – Я надеялся, что изобретение летательного аппарата станет моим триумфом, а обернулось тем, что меня заклеймили отступником. И хуже того – со временем меня предали забвению.
– Вовсе нет, – возразил я. – Люди помнят вас, а ваши достижения продолжают жить.
– Благодарю за эти слова, – ответил растроганный профессор.
Я хотел было поведать профессору Кварцу о том, что своими глазами видел, как ожил и пришел в движение изобретенный им паровой комбайн, но в последний миг передумал. Я решил, что это лишь разбередит его раны, заставив сожалеть о том, что навсегда им утрачено.
– Как бы там ни было, – снова произнес профессор. – Я обязан консулу жизнью.
– Прошу вас, не начинайте, – консул протестующе замахал руками.
