порядке.
Скорча издала торжествующий вопль, когда поймала ногу Диня. Я сочувственно поморщился. У моей малышки была чертовски крепкая хватка. Буквально на днях она по какой-то причине схватила меня за нос, и я подумал, что она собирается сорвать его прямо с моего лица. И учитывая, что с каждым днем ее сила Фейри росла, это казалось правдоподобным.
Динь только рассмеялся и крикнул:
— Ты победила! Ты победила!
Отпустив его ногу, она радостно захлопала.
— Опять! Опять!
Наклонившись, Динь поцеловал макушку белокурых волос, а затем метнулся за пределы ее досягаемости.
— Больше ты меня не поймаешь.
— Не-а! — Скорча сделала свой забавный маленький рывок коленом вслед за Динем, который был остановлен громким львиным зевком.
— Я думаю, что она проспит весь день, как только наступит время ее сна. — Брайтон убрала прядь волос с ее лица. — Возможно, в конце концов, я присоединюсь к ней.
Нет, если я имею к этому какое-то отношение. Я планировал хорошо использовать наше время наедине.
Брауни взглянул на меня, яростно хлопая крыльями.
— Пожалуйста.
Я усмехнулся.
— Я твой должник.
Динь застегнул молнию, едва избежав хватки Скорчи, когда взгляд Брайтон снова встретился с моим. Я прочитал невысказанное сообщение и кивнул в знак согласия. Мы действительно были в долгу перед Динем за сегодняшний день. С тех пор как он и мой брат взяли на себя управление отелем «Добрый Фейри», оба были заняты, и я не думаю, что кто-то был более удивлен, чем Динь, его преданностью продолжению успеха безопасной гавани для Фейри.
— Но это отличная практика, — сказал Динь. — С тех пор, как я планирую стать Мэри Поппинс из брауни.
— Точно. Рен и Айви уже определились с именем? — спросила Брайтон.
— Нет, — ответил он. — Они все еще спорят между двумя именами, и ни один из них не хочет слушать мои предложения.
— Ты предлагал им назвать сына в твою честь? — спросила она.
— Верно, но хочешь узнать секрет? — Динь парил высоко над головой Скорчи. — Я дал им целый список имен, и одно из них было моим настоящим именем. Они понятия не имеют какое.
У Брайтона отвисла челюсть.
Покачав головой, я задумался, не испортить ли мне день Диня, рассказав Брайтон, как его на самом деле зовут. Но когда Брайтон попыталась угадать, как именно, и ее глаза сузились в нежном раздражении, я решил, что этой информацией можно поделиться в другое время.
Оглянувшись через плечо на отель «Добрый Фейри», было почти трудно поверить, насколько хорошо он работал в эти дни. После предательства Таннера все пошло наперекосяк, и половина Двора подумывала об отъезде. Если бы не Динь и Фабиан, у меня были бы серьезные опасения по поводу будущего убежища.
Недавно Рен предположил, что мы, возможно, переживаем долгожданное затишье в войне против Зимних Фейри, но правда была в том, что война за человечество на самом деле еще не началась.
Отель был важен для выживания Летнего Двора. Не только потому, что сейчас было так много женщин, которые вот-вот должны были вступить в следующее поколение, или тот факт, что почти все комнаты были заполнены. Но потому что угроза Зимних Фейри все еще была очень большой проблемой, которая не исчезнет в ближайшее время.
Зимних Фейри все еще было больше, чем Летних. Во всяком случае, их атаки стали более жестокими, банальными и бессмысленными. Со смертью Арика и исчезновением Нила им не хватало настоящего лидера, что было гораздо опаснее. Многочисленные Зимние Фейри делали все возможное, чтобы доказать, что они более чем способны подняться, и это привело к еще большему количеству смертей. Затем было «Дыхание Дьявола», способное превратить любого Фейри в монстра, с которым нужно было разобраться. Только на прошлой неделе один подросток подвергся ему, и его пришлось усыпить. Исчезновение Нила только замедлило поступление ядовитого напитка. Он все еще был, но, в конце концов, Орден работал вместе с Фейри, чтобы обнаружить источник поставок. Были еще Древние, которые, я был уверен, в этот самый момент замышляли, как освободить Королеву Моргану.
А еще была сама Королева Моргана.
Находясь в ловушке в Ином Мире, она не была самой насущной проблемой, но она все еще была жива, и я знал, что она все еще пытается найти способ открыть Врата между Иным Миром и этим. В конце концов, она найдет способ, и тогда начнется настоящая война, которая быстро распространится по всему человеческому миру, вовлекая их, хотят они того или нет.
Но эта война начнется не сегодня.
Сосредоточившись на «здесь и сейчас», я медленно и тяжело выдохнул. Несмотря на то, с чем мы однажды можем столкнуться, я отказывался брать взаймы у завтрашних проблем. Никто не мог так жить.
Даже Король.
Итак, я наблюдал за тем, что было для меня самым важным. Прямо здесь, в нескольких футах от меня, был весь мой мир.
Ну, кроме брауни.
Хотя его навыки няни были несравнимы.
Но однажды Скорча подрастет, станет не просто нашей маленькой принцессой, а Принцессой Летнего Двора, и станет такой же сильной и храброй, как ее мать. Она будет бойцом. Рука, которая сейчас сжимала руку матери, когда-нибудь будет так же уверенно держать железный кинжал, зажатый в затянутом в перчатку кулаке. Об этом я позабочусь.
А Брайтон… она была и всегда будет моим Мортусом… самой красивой, храброй, сильной, умной и доброй женщиной, которую я когда-либо знал. То, как много она значила для меня, никогда не могло быть воспринято как слабость, и никогда не будет снова. Я бы этого не допустил. Если кто-нибудь когда-нибудь попытается использовать ее или нашу дочь, чтобы контролировать или манипулировать мной, это будет самое последнее, что они когда-либо делали. И не только я мог это гарантировать. Мне было жаль этого идиота, который считал Брайтон легкой мишенью. У нее всегда были когти, но с рождением Скорчи эти когти превратились в смертоносное оружие. Улыбка тронула мои губы, когда Скорча почти поймал Диня еще раз. Брайтон могла сама о себе позаботиться, но если ей нужна была поддержка, у нее был я.
У нее всегда был я.
Несколько часов спустя, когда Скорча уснула и мы наконец остались одни, я раздел Брайтон и показал ей, как прекрасны, на мой взгляд, эти поблекшие шрамы. Я поклонялся им устами, языком и душой. Я поцеловал ее в губы, а затем ниже, доводя ее до пика освобождения снова и снова, пока мое имя не стало молитвой на ее губах. Тогда, и только тогда, я перевернул ее на бок и
