Книга Истории приграничья - К.Ф. О'Берон

Вскоре путь рыцарю преградили дубовые ветви, протиснувшиеся между колонн. Возникало впечатление, будто круглый светящийся дом дрейфовал над землёй, покуда не уткнулся в стену деревьев, цепляясь за длинные сучья. Но разве здания летают?

Ук-Мак потряс головой: мысли странно скакали и путались — видно, от усталости.

Вернувшись ко входу, воин неуверенно остановился. Хотя в проёме отсутствовали двери, он не видел, что находится внутри — настолько сильным было сияние. Поколебавшись, Дерел вынул меч и, прикрывая глаза ладонью, вошёл.

За порогом ему на неуловимый миг почудилось, будто он висит в пространстве, не имеющем ни верхи, ни низа, а вокруг него — чернота, полная жёлтых искр. И тут же рыцарь увидел просторное помещение с высоким сводчатым потолком, залитое мягким желтоватым светом.

Миновав ещё один ряд колонн, Дерел очутился в огромном зале. Кругом блестела полированная яшма разных оттенков… и кроме этого воину не удавалось ничего рассмотреть. Было достаточно светло, и Дерел мог поклясться, что воздух кристально чист — но всё словно терялось в клубящейся мгле. Взор рыцаря выхватывал то изящный яшмовый столик, то ложе, вырезанное из того же камня. Но стоило моргнуть, и предметы тут же расплывались, вновь смешиваясь с окружающим мерцанием.

Впрочем, рыцарь уже перестал задумываться о происходящем. Он чувствовал, что вернулся домой: не в родовой замок, а в место, предназначенное ему судьбой. Беспокойство и заботы, терзавшие ум, ушли, прошлое стало казаться безмерно далёким.

Расслабленно улыбаясь, воин шёл по залу, и каждый шаг сопровождался низким мелодичным звуком, как будто кто-то легонько трогал струны гигантского музыкального инструмента.

Примерно в центре помещения Дерел нашёл низкое яшмовое ложе. На нём, среди груды обтянутых пёстрым шёлком подушек покоился человеческий скелет. Склонившись, рыцарь дотронулся до него, собираясь сбросить на пол. Бледные кости оказались немыслимо хрупкими: от прикосновения превратились в тончайшую пыль, которая подобно пеплу на ветру взвилась в воздух.

Тут же позабыв о мертвеце, Дерел опустился на подушки. Появившиеся из пустоты девичьи фигуры — обнажённые, полупрозрачные, лучащиеся яшмовым сиянием, — взяли из его податливых рук оружие. Затем, касаясь легко и заботливо, принялись стаскивать доспехи и одежду. Прикрыв глаза, рыцарь позволил нежным ладоням натереть все его тело ароматным маслом. Откинувшись на подушки, настолько мягкие, будто сшитые из паутины и набитые весенними облаками, Дерел ощущал покой, какого не знал прежде. Не осязая ни жары, ни холода, он будто парил в воздухе. Не хотелось ничего делать — даже шевелиться. Этого и не требовалось. Ук-Мак чувствовал себя повелителем этого волшебного места и медленно погружался в пучины неописуемой неги.

Время перестало иметь значение. Весь мир обратился в ничто. Осталось лишь божество, обитающее в посвящённом ему храме.

Вокруг звучала чудесная музыка: звуки пронизывали тело, отдаваясь сладкой вибрацией в мышцах и костях. То ли перед глазами Дерела, то ли прямо в его сознании проплывали красочные видения. Тёплое лазурное море, плещущее между огромных разноцветных звёзд; ветер, сдувающий искрящуюся золотую пыль с острых вершин гор, похожих на тёмное застывшее стекло; гигантский цветок темно-алого цвета, с тысячью переливающихся лепестков и сверкающими тычинками, напоминающий живой огонь…

Пожар.

Ук-Мака словно что-то кольнуло изнутри. Сразу захотелось избавиться от этого скверного чувства. Всё плохое осталось позади, в другой жизни, принадлежавшей рыцарю-наёмнику. Боль от ран, опасности, сражения, невзгоды, беспокойство за других — это достояние Дерела-человека. А он — бог, наслаждающийся тысячелетиями изобилия и покоя.

Кочевники.

Мерзкая тревога свербела в сердце, раздражала, будила. Ук-Мак заворочался: сначала медленно, лениво, потом активнее. Открыл глаза, оглядел сверкающее великолепие своего дворца, не понимая, отчего в голове бьётся будоражащая мысль о какой-то деревне. Повернувшись, он уставился на пол, покрытый пушистым ковром, рисунок которого в точности имитировал яшму. Тупо разглядывая узор, воин пытался постичь, что же нарушает его божественный покой. Неужели, жалкие обрывки воспоминаний о людях? Смешно: какое дело богу до смертных?

Ук-Мак вновь откинулся на ложе, вслушиваясь в звуки музыки, надеясь, что она уймёт непонятную тоску. Но чистая, незамутнённая никакими эмоциями безмятежность не возвращалась.

Нападение!

Не открывая глаз, Ук-Мак медленно, очень медленно — так, что от напряжения задрожали мускулы, — уселся, а потом и встал.

— Я не могу выйти отсюда, — губы воина едва шевелились, а голос был тише шелеста упавшего на траву листочка. — Я не должен делать этого… Иначе лишусь всего…

Дерел шагнул.

Нельзя, нельзя… Нельзя!.. Зачем? Ради чего? Всё иллюзорно и бессмысленно. Даже если спасти людей сейчас, они так или иначе умрут позже. Он же — бессмертен в своём блаженстве. Но может потерять всё, покинув божественный чертог!

Ещё шаг.

— Кем я стану, оставив посвящённый мне храм? Смертным? Бедным рыцарем на королевской службе? Несчастным существом, исполненным неутолённых желаний, день за днём тонущим в море страдания?

Шаг.

Ук-Мака сотрясли рыдания, горло сжали спазмы.

Будто не желая лишиться повелителя, сам храм препятствовал своему богу. Казалось, пространство растягивалось, увеличивая расстояние, отделявшее рыцаря от выхода. Воздух становился гуще, затрудняя движение, а босые стопы начали прилипать к полу.

Но Дерел продолжал идти. Каждый новый шаг давался с бо́льшими усилиями, и с каждым шагом душу охватывала смертельная тоска.

Пошатнувшись, Ук-Мак упал на четвереньки. Позади раздавались потусторонние звуки женского плача, стонов и невнятных мольб; призрачные фигуры тянули вслед рыцарю изящные руки. Сердце воина раскалывалось на множество крохотных острых кусочков, стеклом резавших грудь изнутри. Дыша, словно умирающий, он опёрся на правую ладонь и подтянул левое колено. Затем вынес левую руку, подался вперёд всем телом, шевельнул правой ногой…

Добравшись до внутреннего ряда колонн, воин, обессилев, распластался на гладком яшмовом полу. Боясь, что если перестанет двигаться, его оставят последние капли решимости, рыцарь, плача и что-то шепча, пополз к тёмному проёму, ведущему наружу.

Дворец по-прежнему не желал отпускать его: яшма под рыцарем стала скользкой, словно лёд. Воин неуклюже барахтался, извивался, пядь за пядью приближаясь к арке.

Ему стало немного легче, когда он выполз во внешнюю галерею. Камень вдруг сделался шершавым, и воину казалось, будто поверхность счёсывает кожу и мясо, и позади него остаётся широкий кровавый след. Но что значила физическая боль, в сравнении с той, что раздирала рыцаря изнутри? Скрипя зубами, с трудом втягивая воздух, Дерел думал о том, что ещё не поздно повернуть и занять своё место в роскошном чертоге… А вечность спустя, глядя на невероятно медленно приближающийся край светящейся яшмовой плиты, резко