Во время одной из встреч… примерно в середине 1937 г. я задал ему вопросы: какое его мнение о советской разведке и много ли хлопот доставляют немцам действия советской разведки. Гилъгер весьма неохотно отозвался на этот вопрос и ничего определенного не ответил. Однако во время следующей встречи Гильгер сам… вернулся к разговору о советской разведке и высказал свое мнение, которое я считаю нужным и важным сообщить следствию. Предварительно оговорюсь, что у меня от этого разговора с Гильгером осталось такое впечатление, что он понял поставленный мною вопрос, как желание с моей стороны проверить через немцев, не грозит ли мне со стороны со-. ветской разведки опасность разоблачения… Гилъгер попытался успокоить меня…
На мой повторный вопрос, как он все же расценивает качества советской разведки, Гилъгер сказал примерно следующее: «Мы, немцы, очень невысоко оцениваем качества советской разведки, считая, что она значительно ниже, например, польской разведки и уступает даже такой неважной разведке, какой является румынская. Мы не можем указать ни одного случая, когда агенты советской разведки причинили бы нам сколько-нибудь серьезный удар; так же как я вам не могу назвать ни одного крупного советского агента, который бы представлял для нас какую-либо серьезную опасность».
На мой вопрос, чем он объясняет такое положение дела, Гильгер изложил следующую свою точку зрения.
Разведывательная работа, — заявил Гильгер, — представляет собой исключительно сложную и трудную специальность в самом серьезном значении этого слова. Эта специальность требует раньше всего, чтобы разведчик обладал призванием к разведывательной работе, так как только тогда он будет… относиться к своему делу не как к опасному, временному и случайному поручению, а как к делу всей своей жизни.
…разведчик только тогда представляет собой ценность, когда его работа основана на упорном и длительном завоевании связей, укреплении этих связей сначала с нейтральным окружением объекта разведки, а затем после серьезной подготовки и с самим объектом.
Эти требования, заявил Гильгер… означают, что разведчик должен обладать также высокой степенью культуры, знания людей и страны.
Всех этих качеств… якобы не имеет советская разведка, не имеющая ни серьезного опыта, ни правильной системы в работе, ни подходящих для этой цели людей.
Гильгер далее очень хорошо отозвался о работе английской разведки, которая причинила много серьезного беспокойства немцам. Помню, говоря об английских разведчиках, Гильгер заметил, что они в силу своих длительных и серьезных связей в Германии и прилегающих к Германии небольших странах бывают опасны для немцев даже и в тех случаях, когда кто-либо из них и известен немцам как английский разведчик.
Возвращаясь к советской разведке, Гильгер, помню, сказал, что в деле советской разведки больше шума и показной стороны, чем серьезного дела, и что он исходя из всего сказанного не думает, что по крайней мере в ближайшем времени можно будет в лице советской разведки встретить серьезного противника».
Бог мой, откуда отец набрался этой мудрости? Шпионскими делами он сроду не интересовался, от работы в контрразведывательном отделе категорически отказался, рискуя рассориться с Ежовым. Даже к детективам был вполне прохладен, благо в ту пору и публикаций на тему невидимого фронта (исключая однодневные шпионские агитки) почти не было, не в пример нынешнему изобилию.
Словом, я убежден, что все эти откровения по поводу советской разведки приведены не отцом по памяти, а написаны — оставим детали в стороне — под диктовку. Тогда под чью? Непосредственно следователю это «дополнение показаний» явно ни к чему.
Спрашивается, кому и зачем это нужно?
В качестве общего соображения учтем, что приход Берии означал в недалеком будущем смену аппарата. Такова традиция. Ежов «почистил» ягодинцев, теперь аналогичная судьба уготована самим ежовцам. Берия с самого начала не очень-то маскировался. Знакомясь с сотрудниками в качестве свежеиспеченного заместителя Ежова, Берия умудрился спросить одного из них, «не завербован ли он».
Отсюда дискредитация советской разведки имеет целью обосновать последующие репрессии против уцелевших разведчиков, а также задним числом подтвердить мудрость Сталина, по чьему приказу ведомство Ежова уже успело истребить, надо думать, цвет нашей внешней разведки.
Итак — нужно Сталину. Но все же зачем? Разведчиков-то, казалось бы, можно и поберечь. Ведь в их работе, как нигде, важны тщательно налаженные связи, индивидуальный опыт.
Рационально, вернее, с точки зрения логики, ответить на поставленный вопрос, мне кажется, нельзя.
Да, Сталин прежде всего был политиком, который умел точно рассчитать каждый свой шаг, гибко и трезво реагировать на неожиданные ситуации. Ненавидя Троцкого, он, тем не менее, по случаю первой годовщины Октября выступил в печати с четко сформулированным панегириком тому, чьи действия «главным образом и в первую очередь» определили успех Октябрьского переворота. Десять лет спустя, уняв жажду крови, выслал Троцкого за рубеж вместо того, чтобы ликвидировать его: положение диктатора еще не было столь незыблемым, чтобы не бояться появления в руках противников такого сильного козыря, как убийство героя Октября. Смертельный удар ледорубом был нанесен, как известно, по прошествии еще десяти лет. Отец Народов умел ждать.
Что убийство одного или тысяч людей не было для Сталина ни в коей мере моральной проблемой, — этого, кажется, не отрицает ни один из серьезных исследователей. Такой подход дал возможность Сталину простейшим образом «решить вопрос» о судьбе многих тысяч польских офицеров, оказавшихся в советском плену после раздела Польши 1939 года: он приказал их уничтожить. Вместе с тем данный факт еще не позволяет
