чтоб дольше не снашивались. Пока до нас сухой закон не добрался!
Ещё я спросила приехавших на день октябрьской революции родственников: а не хотят ли они приобрести домашних яичек? По выгодной цене рупь за десяток? Яиц как-то, вправду, подкопилось аж шесть ячеек, и на глаз более всего были похожи на первую категорию, которая в магазине стоила рубль десять. Десять копеек скидка, ха. К тому же наши были красивые, желтки яркие-яркие, чуть не оранжевые.
Родня сразу расхватала по ячейке, избавив меня от головной боли — куда столько яиц девать.
17. ВОТ И ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТЫЙ К КОНЦУ КАТИТ
К ВОПРОСАМ ОБ ИЗОБИЛИИ
Вот вы спросите: почему, к примеру, я начала яйца родственникам продавать? Почему бы не раздать?
Потому что всё всегда нельзя раздавать. Кое-что — можно. Всё подряд — нет. Потом от вас будут ожидать, что и дальше будут сплошные подарки. А так не всегда получается. Да и не по-честному это: вы же вложились, деньгами и работой, нужно всю эту живность как минимум кормить. Ну, вы поняли, одним словом… Да и скидка, опять же — все остались друг другом довольны.
С приближением зимы такого яйцепада больше не ожидалось — куры уже «пожилые», день короче, даже при подсветке в день выходило всего восемь-десять штук. Почти все они уходили в тот же день — на завтраки, на стряпню. Стряпала бабушка как пулемёт — слякоть прошла, подморозило, и Таня каждый день прибегала с Рашидкой, а вечером тётя Валя и Ирку с собой прихватывала, да мы с Вовкой, да мама с Женей через день-два, да мало ли ещё кто из родни заскочит — все блины-пирожки мигом разлетались.
А вот по весне, когда леггорновский инкубаторский вывод подрастёт до состояния яйценоскости, стоило ожидать яичной лавины. Что делать будем? Помчимся, вестимо, к Наталье Петровне, которая нам договор на закупку молока оформляла. А, может, и проще станет. Вон, слышно было, за жалобы на заготовительные бригады кто-то большой по шапке получил. Теперь прямо рядом со строительным рынком строился большой двор, типа как база, что ли. Говорят, как раз для заготовительных бригад. И можно будет туда своим ходом приехать, излишки подсобного хозяйства сдать. Посмотрим, если они будут и яйца-мясо принимать, глядишь, никуда и обращаться не придётся.
После того как пришёл второй номер «Роман-газеты» (оба раза по десять штук), мы с Вовой съездили в наш Юбилейнский партком (или как его, я путаюсь в этих наименованиях) и отвезли два номера дядьке, который нашу семью фотографировал и фотки печатал — это ещё когда на квартиру ордер выписывали, помните? Обещала же я.
Количеству авторских экземпляров я страшно обрадовалась. Почему-то я думала, что будет как с детскими журналами — по одному, а тут правила другие, что ли? Всей родне задарила по экземпляру, кто «Роман-газету» не выписывал: дядям, тётям, папе, баб Лёле с дедом. Одну съездили, отвезли бабе Лиде с дедом Вовой, с которых книга была написана — это даже не обсуждалось.
Больше ничего сверхзанимательного в ноябре не происходило, и это к лучшему, я думаю.
Я ИДУ ДОКАЗЫВАТЬ, ЧТО НЕ ОЛЕНЬ
Десятого декабря первым утренним рейсом мама, Женя и Федька улетели в Улан-Удэ. Не знаю, как Женя воспринял моё предложение подкупить декана, но сумка у него была тяжёлая даже на вид. А ещё ведь чемодан. Одним словом, полетели.
Я немножко расстроилась, что по числам всё получилось именно так, потому как аккурат на десятое меня пригласили на очередное декабрьское заседание Иркутского отделения Союза писателей. И попросили принести с собой печатные издания, если они у меня есть.
Я не совсем поняла по телефону — имелось в виду: «в принципе»? Или всё-таки «на руках»? Не могли же они не знать, что что-то у меня точно издано — иначе из-за чего весь сыр бор? А учитывая, что публикации у меня были в основном журнальные, это всё получилось довольно объёмистое. Машины нет — Женя-то с мамой в Улан-Удэ! Папа там же, на сессии, Наиль на работе, Вовкин дед тоже… А такси хрен вызовешь! Я вообще не очень понимаю, как они работают. Самопроизвольно катаются, что ли, в «рыбных» местах? Как это всё переть???
Хорошо, хоть Вова со мной. Увязали мы периодику в пачки. Получилось ни фига не мало: «Пионер» за два года «Мастерилкиных», «Костёр» — год с «Железным сердцем» да пара более ранних рассказов, подшивка «Пионерской правды» с Морозовыми, восемнадцать номеров «Смены» с «Председательницей», да два толстых — «Роман-газеты», таких свежих, что запах типографской краски ещё не выветрился — с «Грозам вопреки». Ну, и поволоклись на общественном транспорте. Со стороны — чисто два пионера, собирающих макулатуру.
Я ещё и с профессорским портфелем — чёрным, кожаным. А всё потому что пришла мне в голову идиотская мысль, что со школьным ранцем будет совсем по-детски. А портфель мне недавно папа подогнал, увидел на витрине в Минске, когда ребят своих борцов на соревнования возил — и купил. Хорошо, у этого портфеля прицепной ремешок имелся, через плечо.
В портфель я сложила роман-газету, книжку про спортивные игры и кой-какие бумаги. Банты завязывать не стала (это не про портфель, а про косы, а то навоображаете щас себе странного), скрутила привычный по старой памяти узел на затылке. Нарядилась строго: любимая чёрная водолазка, чёрная юбка. По классике, одним словом.
Шла я на это заседание со смешанными чувствами. Было у меня отчётливое подозрение, что меня хотят погладить по головке и отправить «дозревать» до законных восемнадцати лет. При этом отрапортовать по восходящей, что «работа с подрастающей сменой проведена». Но не пойти тоже было нельзя — вроде как, проявить демонстративное пренебрежение… Короче, я шла, но как на схоластический диспут, к каковым испытывала заведомую изжогу.
Суетливая мадам, в прошлый раз осчастливившая меня югославской машинкой, и в самом деле оказалась секретарём.
— Добрый день! Проходите! Проходите! Вот тут можно раздеться — и во-о-он в ту дверь! Через пятнадцать минут начало. Там увидите столик для выступающего, располагайтесь, решили, что ваш вопрос рассмотрим в первую очередь, чтоб не держать, а потом уж…
Что ж, огромное вам спасибо и за это. Терпеть ненавижу ждать.
В небольшом зале пустели расставленные полукругом стулья.
