в комиссиях, отказавшись от председательских кресел и обязанностей докладчиков (Звегинцев делал исключение лишь для бюджетной комиссии).
Далее никаких союзов ни с кем не заключать и заявить, что к каждому имени, законопроекту и даже статье будем относиться по ее достоинству, тогда наверное можно сказать, что… у правых, которые так радуются победе, будет альтернатива или проводить, что нам подходит, или принимать на себя всю обузу полной неработоспособности… При таких условиях придется обоим флангам или играть в нашу дудку или же распустить Государственную думу.
Радикализировались не только правые октябристы, но и левые. Они готовились к «решительному бою». 3 декабря 1912 года Н. А. Хомяков писал князю А. Н. Баратынскому, что, если в ближайшее время в Думе не будет сформировано левое большинство, он и его единомышленники выделятся в особую группу. Фракция, а вместе с ней и партия, исчерпав свой арсенал средств политической борьбы, подходила к своему логическому концу.
Октябристы верили или, по крайней мере, хотели верить, что в 1905–1906 годах в России установился конституционный режим, основанный на взаимном доверии исторической власти и конструктивно мыслящих элементов общества. Им казалось, что в октябре 1905 года император милостиво пригласил «местных деятелей» к совместной работе над совершенствованием законодательства, в полной мере осознав всю необходимость такого решения. Этот акт предопределил характер складывавшейся политико-правовой системы. В России установилась дуалистическая монархия, позволявшая сочетать верность политическим традициям с коренными государственными преобразованиями. По мнению октябристов, в стране, не имевшей привычки к партийной жизни, не могло быть и речи о парламентаризме с ответственным перед Думой правительством. Но в то же время нельзя было и подумать о возвращении к авторитарной модели управления, подразумевавшей всевластие бюрократии. Октябристы были сторонниками безусловного следования Основным государственным законам от 23 апреля 1906 года. В этом отношении «Союз 17 октября» кардинально отличался от своих соседей «справа» и «слева», предпочитавших читать в правовых актах «между строк». При этом в основе построений партии лежала посылка об искренности власти, провозгласивший новый порядок. Эта вера не устояла в столкновении с политической реальностью. В итоге были поколеблены основы, на которых зиждился октябризм, крайне неоднородное объединение распалось на части.
КОНСЕРВАТИВНОЕ ЛИЦО ОКТЯБРИЗМА
Он родился в Петербурге, на Фонтанке, в доме у Пантелеймонова моста 2 октября 1862 года. Крещен был неподалеку, в Пантелеймоновской церкви, под именем Дмитрий. Принадлежал к старому роду графов Олсуфьевых, восходившему еще к XVI веку. Дмитрий родился на заре Великих реформ. Вроде бы началась новая эра, но окружал его старый мир. Няньки, дядьки, горничные – все бывшие крепостные. По словам самого Д. А. Олсуфьева, во всем быте его родных было что-то неизменно «фамусовское».
Большую часть года семья проводила в столице. На лето уезжала в село Никольское под Дмитровом. Впоследствии Д. А. Олсуфьев вспоминал: «Мой детский мирок среди нянюшек и старой крепостной прислуги, с которой я был очень близок, так как мать наша в те свои молодые годы нами, детьми, мало занималась». В 1875–1877 годах семья провела более года в Париже. А потом – переезд в Москву. Младшие сыновья, Михаил и Дмитрий, поступили в Поливановскую гимназию на Пречистенке. Много лет спустя, в эмиграции, Д. А. Олсуфьев мысленно возвращался в те времена. Он вспоминал детство, окрашенное в тона умеренной религиозности и патриархального монархизма, отрочество, позитивистское и народническое. В аристократической семье Олсуфьевых давали о себе знать леворадикальные настроения. Дома, по воскресеньям, собирались известные москвичи: социолог, правовед М. М. Ковалевский, экономист И. И. Иванюков, математик Н. В. Бугаев (отец Андрея Белого). Другом (и дальним родственником) семьи был Л. Н. Толстой, который, будучи в Петербурге, останавливался у Олсуфьевых. Иногда заезжал в Никольское, где проживал в комнате Дмитрия. По словам П. И. Нерадовского,
он жил здесь, не меняя своего привычного образа жизни. Он не пользовался трудом прислуги, сам убирал комнату, сам приносил себе чистую воду и выносил ведра с грязной. Шил сапоги. Пару сапог своей работы он подарил Михаилу Адамовичу Олсуфьеву.
У Толстого был даже план женить Михаила Олсуфьева на своей дочери Татьяне.
Годы в гимназии стали для Дмитрия временем праздной жизни, товарищеских пирушек и безусловного презрения к учебе. В этом он не был оригинален. Приблизительно то же самое можно было сказать о брате Михаиле и его однокласснике князе Г. Е. Львове, будущем первом главе Временного правительства. Впрочем, все это не помешало Д. А. Олсуфьеву поступить на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета. По его окончании Олсуфьевы переехали в Никольское. Мать, Анна Михайловна, урожденная Обольянинова, и ее старшая сестра Елизавета занялись благотворительностью, основали в Никольском больницу, народную школу, поддерживали их в порядке.
Жизнь семьи Олсуфьевых была не совсем обычной для аристократической среды: она была тесно связана с жизнью их бывших крестьян, для которых они выстроили и содержали большую школу, большую больницу. Они преподавали в школе, занимались с наиболее способными учениками; по окончании ими курса учения в школе помогали им пройти среднее образование, а иногда давали им возможность окончить и высшее образование. И школа, и больница были близким делом семьи Олсуфьевых. Они организовали духовой оркестр, устраивали домашние спектакли для всех жителей Никольского. Усадьба у Олсуфьевых была тоже большая и богатая, но всем, что было в ней, пользовалось также и большое ее население. Скотный двор, фруктовый сад, конюшни и прочие угодья обслуживали не только семью владельцев, но и многочисленных больных с медицинским персоналом, большие семьи служащих: учителей, садовников, приказчиков, престарелых служащих и многих других жителей Никольского.
С осени 1886 по начало 1887 года Дмитрий Олсуфьев отбыл воинскую повинность в 4‐й батарее гвардейской конной артиллерии. По окончании одной службы предстояло определиться с другой. Д. А. Олсуфьева причислили к Министерству государственных имуществ и командировали в Петербургский горный институт. Там ему предстояло разбирать коллекции аммонитов (искусственных раковин) в местном музее. Олсуфьев не был доволен этой работой и без промедления бросил ее, когда летом 1889 года ему предложили отправиться с профессором С. Н. Никитиным в путешествие по Волге для составления геологической карты России. Осенью того же года Олсуфьев вместе с сестрой и братом приехал в Париж, где провел зиму. Там он изредка посещал лекции по геологии в Католическом институте. Это принесло свою пользу: Олсуфьев понял, что естествознанием заниматься не хочет. Вернувшись весной 1890 года в Москву, он решился круто изменить жизнь. Он чувствовал, что стал другим. На многое глядел иначе. Теперь он полагал себя
