приборы, закрыть его.
Завтра они ведь точно повторят приготовленным самими обед, но уже с мясом, и лучше всё-таки закажут доставку. Потому что теперь им есть чем заняться, вдвоём. Так зачем тратить драгоценное время на магазин?
Закончив в столовой, Илана тоже двинулась на веранду. Слишком уж не терпелось подняться наверх, наконец-то упасть в кровать, но по-прежнему вместе – прижаться, обнять, почувствовать всем телом, удостовериться, что теперь Глеб её, по-настоящему её муж.
Он стоял у края веранды, возле перил, спиной к дому, смотрел на потемневшее озеро, и, скорее всего, услышал её шаги, обернулся навстречу и одновременно с этим произнёс:
– Вер!
Наверное, ещё пару секунд Илана стремилась к нему, а потом… потом захотелось попятиться, сбежать, чтобы так и не узнать, что произойдёт дальше. А ещё лучше вернуться назад, в прошлое, и сделать всё, чтобы не возникло этого момента, хотя…
Опять обманываться? Опять жить иллюзиями, надеясь, что теперь-то они не разлетятся вдребезги? Так не бывает. Они всё равно разобьются. И тогда пусть, пусть это случится сейчас, а не когда-нибудь после, пока выстроенные ей воздушные замки, ещё не настолько высоки, пока под ногами ещё не пропасть, а просто глубокая яма. Поэтому Илана так и сделала – отступила, намереваясь развернуться и просто уйти.
И Глеб тоже осознал не сразу, что у него получилось, но, поняв, окаменел, изменился в лице, на мгновение прикрыл глаза, а затем поспешно выдохнул, видимо, наивно рассчитывая этим всё исправить:
– Лана!
Не помогло, наоборот, подхлестнуло только сильнее, прозвучав, как издевательство, причинив реальную боль, заставило ускорить шаг.
– Лана, подожди! – Глеб нагнал её, ухватил за руку, остановил, развернул к себе, произнёс с напором: – Прости. – Повторил, опять добавив имя: – Лан, прости! Я не знаю, почему так вышло.
– Ты думал о ней? – поинтересовалась она равнодушно-бесцветно.
– Нет! – возразил он всё с тем же многозначительным напором. – Сейчас точно нет. – Заверил убеждённо: – И это уже ничего не значит.
– Может, и не значит, – согласилась она, вывела жёстко, не по отношению к нему, по отношению к себе: – Но ведь и меня ты всё равно не любишь. Правда? – И торопливо продолжила, точно зная, что просто не перенесёт, если услышит подтверждение: – А вот это… – Илана вспомнила весь день, пережила в ощущениях, и в горле образовался острый плотный комок, мешавший сказать. Но она всё равно произнесла, по-прежнему не испытывая жалости, твёрдо и чётко: – Это было просто желание. Самое обычное желание. – И тут голос сорвался, выдал истеричные отчаянные нотки: – Тебе же хотелось. Ты же привык. А я – единственная девушка поблизости. Выбирать не из кого.
– Лана!
Похоже, Глеб намеревался произнести её имя как можно большее количество раз, по-прежнему надеясь, что оно всё-таки затмит, перебьёт, заставит забыть чужое. Но нет, не помогало, не работало. Было уже поздно, слишком поздно. Оно потеряло силу.
– Не говори так, Лан!
– Ну да, – со злым вызовом саркастично вывела она. – Лучше мне помолчать, ага. Потому что ты всё равно не сможешь возразить. Если только соврать.
Илана высвободила свою руку из его пальцев, ринулась в дом, на автомате захлопнула за спиной дверь. Или не на автомате? В один миг воссоздав стену, которая раньше была между ними, и, похоже, никуда не делась, просто на какое-то время став легко проницаемой. Совсем на недолго. А Глеб не стал её разрушать – не открыл дверь, не шагнул следом, больше не пытаясь ни извиняться, ни объяснять. Или просто дождался, когда она уйдёт подальше, исчезнет в глубине дома.
Правда далеко Илана всё-таки не ушла, тяжело рухнула в кресло, подтянула ноги, обхватила колени, съёжилась.
А она-то уже напредставляла их в одной постели. Вместе.
Ну да. Втроём! При вечном незримом присутствии другой.
Какое-то время она так и сидела, бесконечно гоняя по кругу одни и те же мысли, перебирая события прошедшего дня, словно нарочно пытаясь сделать себе больнее, расковырять поглубже свежую рану. И невольно прислушивалась, точнее ждала – что услышит. Приближающиеся шаги. И своё имя. А вдруг сейчас оно прозвучало бы уже иначе, настолько же значимо, как раньше, вернуло бы свою силу. Но не улавливала даже лёгкого шороха.
Ну не мог же он оставаться настолько беззвучным, находясь в столовой. И не торчал же до сих пор на улице. Он же в шортах и футболке, а снаружи уже не лето, и если днём на солнце тепло, то после заката заметно свежело.
Она спустила ноги на пол, неуверенно замерла на несколько мгновений, а потом всё-таки поднялась, не вытерпев, стараясь не издать ни звука, прошла в столовую и убедилась – Глеба в ней не было. Но, может, он всё-таки как-то проник в дом, например через застеклённую веранду. И куда тогда подался потом? На второй этаж не поднять, минуя холл. А может, укатил на машине?
Нет, он действительно торчал на веранде. Открытой. Сидел на верхней ступеньке лестницы. Чуть наклонившись вперёд, положив локти на колени, неподвижный, оцепеневший, будто действительно решивший замёрзнуть – в наказание себе или ей назло. Чтобы Илана прониклась сочувствием и простила.
Хорошо, она прониклась. Включила чайник, вернулась в холл, чтобы взять с дивана плед и самой надеть тёплый кардиган, дождалась, когда вскипит вода, налила горячий чай в большую чашку, вышла на веранду.
Глеб услышал, обернулся, глянул через плечо. Илана приблизилась, протянула ему чашку.
– Держи.
И пока передавала, случайно коснулась его пальцев. Те действительно оказались холодными, почти ледяными, и она поскорее укутала Глеба пледом. Он, держа чашку одной рукой, второй запахнулся поплотнее, тихо произнёс непослушными застывшими губами:
– Спасибо.
– Не за что, – откликнулась она и, не спрашивая, уселась рядом, сохранив расстояние, насколько позволила ширина лестницы.
Если бы не свет в доме, было бы совсем темно. Это же не город, который даже в самую глухую ночь мерцает электрическим сиянием – фонарей, окон, вывесок, проезжающих по улицам машин – насквозь пропитанный им. А здесь только несколько одиноких огней на берегу да бледное мерцание месяца на чернильном небе и его отражение в воде. И тишина, звонкая всеобъемлющая тишина, заполнившая мир целиком.
Они тоже молчали. Наверное, Глеб ждал, что Илана заговорит первой, расскажет, что сейчас между ними, и как будет дальше. Ведь только она могла это определить. Но пока не получалось. Она действительно не знала и, словно героиня известной книги, решив, что подумает об этом завтра.
Илана, не поворачиваясь, краем глаза глянула на мужа, устало вздохнула, наклонилась в его сторону, положила голову ему на плечо – просто потому что так
