оправдываются — нормально, это все еще потеря, хоть и абстрактная. Созданный образ разбивается, как любимая ваза, и вроде понимаешь, что можно купить новую, но в груди эхом “не то”.
Седан, неопределенного в темноте цвета, медленно ползет по снежной дороге. Иду навстречу, чтобы не терять время. Ловлю странное состояние, что если сейчас сяду в машину, смогу изменить сценарий. Как будто эта поездка приведет к выбору и я смогу сделать правильный. Сглатываю страх снова ошибиться.
Закидываю сумку на заднее сидение, сама сажусь на пассажирское впереди, как будто делая шаг в пропасть.
— Привет! — Тепло, но сдержанно здоровается Саша. Его легкая небритость превратилась в почти бороду, но выглядит солидно и статусно. После его признания атмосфера между нами изменилась. Чувствую, что друг держит дистанцию. Он спрашивает о подробностях происшествия, которых я и сама пока не знаю. Мы обсуждаем дорогу, удивляемся синхроничности, благодарю его за помощь.
— Я приеду, даже если нужно будет отвезти тебя к алтарю. — Шутит он. Слышу в шутке много искренности и глубины. Чувство юмора явно не самая сильная его черта.
Мы не перестаем говорить до самого города, но замолкаем, подъехав к зданию клиники. В салоне, как елочка-вонючка, повисает неловкость.
— Тоже чувствуешь это? — поджимая губы, спрашивает Саша. Взгляд направлен на глухую стену перед машиной.
— Да вообще. Надо ж было тебе признаться — пристально смотрю на него, заставляя повернуться. На небритых щеках появляются ямочки. Он поднимает глаза.
— Наличие выбора лучше, чем его отсутствие — задерживаю дыхание. Саша вдруг становится серьезным. Чувствую тепло внизу живота. Кажется, режим “друга” только что выключился. Женское во мне сразу реагирует на эту перемену в его состоянии. Это похоже на идеальную сцену из фильма, где сейчас должен быть поцелуй. От этой мысли пронзает током. Удар хлыстом — выход субличности, отвечающей за мораль, соблюдение ценностей и верность. Женщина-кошка, в обтягивающем латексном костюме, приводит в чувства Богиню и восьмиклассницу. Где Саша Белый и Жириновский, как могли допустить такое? Оба спокойно спят, усыпленные ощущением доверия и безопасности, которые я испытываю рядом с Александром. Никогда и ни с кем мне не было так спокойно. Моя женщина-кошка говорит, что при всей прекрасности этого, я не имею права флиртовать с другим мужчиной, пока мой парень в стрессе. Даже без стресса. “Не флиртовать, пока есть парень” — пишет она на доске, позаимствованной у Профессора. Ее логика проста, она следует непреложный правилу “Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой”. “Хочешь, чтобы Ник сидел в машине с подругой и думал о поцелуе с ней?” обращается она к Богине, как к нерадивой ученице. Афродита отрицательно машет головой и пристыженно закусывает губу. Восьмиклассница убегает с криками “ой все!”. Еще раз благодарю друга и выпрыгиваю из машины.
Глава 27
Нехотя открываю глаза. Блэкаут шторы не пропускают свет, но я знаю, что за окном уже полдень. В спальне холодно, кажется, я забыла закрыть окно. Еще полчаса не могу заставить себя подняться. В мыслях так много всего, что хочется снова спрятаться от них в сон.
Последние несколько недель были насыщенными на события, но потом время ускорилось. Ник, Армения, Саша, мое возвращение, Антон, воспоминания о прошлых жизнях, авария.
В груди огнем вспыхивают образы вчерашнего вечера. Через бесконечные коридоры я спешила к своему парню. Хотелось поддержать его, обнять и сказать что-то хорошее. Я не смогу произнести “все будет хорошо”, имея в виду, что брат поправится, ведь если он выполнил миссию и ушел, то в палате уже не он, а его оболочка. Душа может вернуться, но учитывая сколько попыток Антон предпринимал, чтобы завершить задание, вряд ли.
Образ двух высоких фигур в коридоре, стены которого как будто сжались. Узел в солнечном сплетении сдавило воспоминаниями. Глаза цвета зимнего неба беспокойно цеплялись за обшарпанную плитку пола, ладони, телефон, избегая моего лица. Ник не находил себе места. Кажется, он даже не понял до конца, что я приехала. Его сдержанный отец рассказал, что им позвонили спустя несколько часов после аварии. Антон слетел с дороги на мотоцикле. Первое что мелькнуло тогда у меня в мыслях “он точно сделал это специально”. Но зачем? При выполнении миссии, душа может уйти из тела спокойно, во сне. Зачем было устраивать происшествие?
Все стало понятно позже, когда вернулась Елена. Глаза ввалились, кожа собралась в уголках губ, она как будто постарела. Я физически чувствовала ее страх, он дребезжал даже в костях. Это ощущение бессилия. Когда обладая самой большой силой во вселенной — силой любви, не можешь ничего изменить. Я села рядом, коснувшись ее плечом. И направила всю свою энергию к сердцу, которое сжалось до размера горошины. Кажется, Елена боялась дышать и двигаться.
— Он обещал, что никогда больше не сядет на мотоцикл. — Прошептала она, не вытирая слезы. — Он поклялся.
Она еще много раз повторяла это. “Обещал”, “поклялся”, “как он мог”. И тогда я поняла, что это и стало предательством. Он предал того, кого любил. Он знал, что это разобьет сердце мамы. Наверное, это стало самым сложным испытанием для его бесконечной души. Потому что теперь и сама чувствую, что пока ты здесь — все это реально. Воплощение — лишь декорации, мы все просто играем роли. Но чувства РЕАЛЬНЫ.
Мы сидели там еще несколько часов, врач сухо сообщил, что пока улучшений нет. Владимир старался поддержать и успокоить жену. Ник продолжал беспрерывное движение, избегал взглядов, злился и кому-то звонил.
А потом попросил меня выйти, слишком пристально глядя в глаза. Мы стояли на лестничном пролете. Шаги глухо отлетали от стен и потолка.
— Скажешь правду? — начал баритон. Лицо было словно каменная маска, отчего внутри сразу сдавило.
— Конечно. О чем? — я старалась говорить спокойно и мягко, не уходить в обиду от странного поведения моего парня. “У него стресс” повторяла я мысленно.
— Ты спала с Антоном? — слова шумно упали на пол, отлетев эхом и повторившись еще пару раз.
— Нет. Я даже с тобой не спала. — Саша Белый помог выдержать напор разных эмоций и остаться спокойной. — С чего такие вопросы?
— А с того. — Он показал мне какую-то таблицу на телефоне. — Это распечатка звонков Антона.
Баритон сделал многозначительную паузу, мне стало понятно, к чему он клонит. Жириновский встал, готовый бороться за справедливость и наше доброе имя.
— Твой брат звонил мне. — Призналась я. — Если я скажу, о чем мы говорили, ты не поверишь.
— Рискни — с вызовом ответил тот. Восьмиклассница закрыла
