На носилках сидел огромный, неприлично толстый человек – таких жирных Хорзе за всю жизнь еще не доводилось видеть.
Днем раньше, увидев сверху носилки с их громадным грузом, Хорза принял этого гиганта за пирамиду золотого песка. Теперь он видел, что первое его впечатление было недалеко от истины – это касалось если не содержания, то формы. А вот принадлежал ли громадный конус человеческой плоти мужчине или женщине, Хорза сказать не мог. С верхней части туловища этого существа свисали то ли складки жира, то ли женские груди, но они наплывали на еще более гигантские волны обнаженной, безволосой плоти живота, который частично покоился на необъятных ляжках подогнутых ног, а частично перетекал на ткань носилок. Хорза не смог разглядеть на этом чудище ни единого клочка одеяния, но и никаких следов гениталий тоже не просматривалось: если таковые и были, то скрывались под слоями золотисто-коричневой плоти.
Хорза перевел взгляд на голову существа. Она поднималась из мощного конуса шеи, возвышалась над концентрическими валами подбородка; на плешивом куполе мясистой плоти помещались безвольные, подрагивающие ленты бледных губ, маленькая кнопочка носа и щели, в которых должны были находиться глаза. Голова сидела на многослойной шее, плечах и груди, огромная, как золотой колокол на вершине многоярусного храма. Блестящее от пота чудище внезапно шевельнуло ладонями, крутануло их на распухших, похожих на надутые шары руках; наконец бочонки пальцев встретились и сцепились настолько плотно, насколько позволяла их величина. Когда существо открыло рот, чтобы заговорить, в поле зрения Хорзы появился еще один человек – такой же худой, как все, но в чуть менее потрепанном одеянии; он пристроился сбоку и чуть сзади от гиганта. Колокол головы наклонился на несколько сантиметров и повернулся: его обладатель сказал что-то стоящему позади человеку, что именно – Хорза не смог разобрать. Потом великан (или великанша) не без труда поднял руки и оглядел тощих гуманоидов вокруг Хорзы. Голос его звучал так, будто в кувшин наливали загустевший жир; Хорзе показалось, что голос оглушающий, как в кошмарном сне. Он прислушался, но не узнал языка, на котором говорило чудище; затем поглядел вокруг, чтобы увидеть, какой эффект производят слова гиганта на толпу людей, отощавших, как видно, от голода. Голова его повернулась на мгновение, словно мозг переместился, хотя сам череп и остался на месте; внезапно он снова оказался в ангаре «Турбулентности чистого воздуха», когда вольный отряд разглядывал его, а он чувствовал себя таким же голым и уязвимым, как теперь.
– Господи, неужели опять, – простонал он на марейне.
– Ай-ааа! – изрекла золотистая гора плоти; голос переваливался через складки жира прерывистыми рядами тонов. – Слава богу! Наш дар моря умеет говорить! — Безволосый купол повернулся еще чуть-чуть к стоящему рядом человеку. – Господин Первый, разве это не замечательно?
– Судьба благоволит нам, пророк, – хрипловато ответил человек.
– Судьба благосклонна к своим возлюбленным, вы правы, господин Первый. Она изгоняет наших врагов и присылает нам дары – дары из моря! Хвала судьбе!
Громадная пирамида плоти сотряслась, руки поднялись выше, обнажая складки более бледной плоти, башнеобразная голова вернулась на свое место, и открылся рот: в его темной пещере блеснули стальным отливом лишь несколько мелких клыков. Когда снова раздался журчащий голос, это были слова на неизвестном Хорзе языке – правда, он уловил, что раз за разом повторялась одна и та же фраза. К гиганту вскоре присоединилась остальная толпа, которая принялась воздевать руки в воздух и что-то хрипло распевать. Хорза закрыл глаза, пытаясь проснуться, хотя и знал, что это не сон.
Когда он открыл глаза, тощие гуманоиды все еще распевали, но теперь они снова собрались вокруг него, загородив золотисто-коричневое чудище. На лицах появилось нетерпеливое выражение, зубы обнажились, руки вытянулись, пальцы загнулись, как когти, – голодные гуманоиды, распевая, набросились на него.
С него содрали шорты. Хорза попытался сопротивляться, но его прижали к земле. Уставший, он был, видимо, не сильнее, чем каждый из тощих в отдельности, а потому они без труда усмирили его, перевернули на живот, завели ему руки за спину и связали. Потом они связали вместе его ноги, согнули так, что те едва не касались рук, и привязали к запястьям короткими веревками. Раздетого, опутанного, как подготовленного к забою зверя, Хорзу потащили по горячему песку мимо едва теплящихся костров, потом подняли и нанизали на шест, воткнутый в землю, – так, что шест оказался между его связанными конечностями и спиной. Его колени, принявшие на себя всю массу тела, зарылись в песок. Перед Хорзой горел костер, и едкий дым сгорающего дерева разъедал ему глаза; вернулся тот отвратительный запах, исходивший, похоже, от многочисленных горшков и кувшинов, стоявших вокруг костра. На берегу там и сям горели и другие костры, вокруг них тоже стояли горшки. Гору мяса, которую господин Первый назвал пророком, посадили около костра. Господин Первый встал сбоку от чудища, глядя на Хорзу глубоко посаженными глазами на бледном и грубом лице. Золотистый гигант на носилках потер пухлые ладошки и сказал:
– Незнакомец, дар моря, добро пожаловать… Я – великий пророк Фви-Сонг.
Огромное существо говорило на примитивной разновидности марейна. Хорза открыл было рот, чтобы назваться, но Фви-Сонг продолжил:
– Ты был послан нам во время испытаний, кусочек человеческой плоти в приливе пустоты, навар от пресной похлебки жизни, сладость, которую мы разделим в честь нашей победы над ядовитой желчью неверия! Ты – знак Судьбы, за который мы возносим ей свою благодарность!
Фви-Сонг воздел руки к небесам, складки жира на его плечах затряслись по обе стороны башнеподобной головы, чуть не закрывая уши. Фви-Сонг прокричал что-то на непонятном языке, и толпа в ответ несколько раз хором пропела эту фразу. Жирные руки опустились.
– Ты – соль моря, дар океана. – Пророк с приторным голосом снова перешел на марейн. – Ты – знак, благословение Судьбы, ты – единое, которое станет многим, целое, подлежащее разделению; ты станешь ценнейшим даром, благословенной красотой пресуществления!
Хорза в ужасе смотрел на золотистого гиганта, не зная, что сказать. Что можно сказать людям такого рода? Хорза откашлялся, все еще надеясь подыскать какие-то слова, но Фви-Сонг продолжал:
– Узнай же, дар моря, что мы – Едоки, мы – Едоки праха, Едоки грязи, Едоки песка, деревьев и травы, самые главные, самые возлюбленные, самые настоящие. Мы трудились, чтобы подготовиться ко дню испытаний, и теперь этот день, во всем его величии, близок! – Голос золотокожего пророка зазвучал пронзительно, Фви-Сонг поднял руки, и складки жира сотряслись на его теле. – Увиждь же нас, ожидающих восхождения из этого смертного мира с пустым животом, порожним чревом и голодными мозгами! – Пухлые ладони Фви-Сонга встретились, пальцы – огромные, откормленные личинки – переплелись.
– Если можно… – прохрипел Хорза, но гигант уже снова разговаривал с толпой оборванцев.
Голоса разносились над поверхностью золотого песка, над пиршественными кострами, над головами тупых, рахитичных людей.
