В старой палате распределение ролей, очевидно, осталось прежним. Крёнер опять занял место услужливой сиделки, — судя по всему, никто не возражал. А значит, он мог свободно ходить по палатам как сотрудник.
Брайан предпочел бы, чтобы это был кто-нибудь другой.
Глава 24
Петра Вагнер была дальней родственницей гауляйтера Вагнера. Сообщать этот факт необходимости не было: фамилия довольно распространенная.
Получив назначение, она полюбила Шварцвальд и его окрестности. В больнице она обрела свое место, хотя грубые манеры военных для нее все еще оставались чуждыми. Все ее немногочисленные подруги, которых позволяла иметь тяжелая работа, тоже работали в госпитале, и в спокойные минуты, проведенные в корпусе для персонала за вязанием кружев и девичьими беседами, ей казалось, что она дома, — Петра редко ощущала, что идет война.
В отличие от нее, почти все подруги грустили по ушедшим на войну возлюбленным, по умершим, пропавшим и искалеченным родным. Жили они в ненависти и страхе. Но хоть на плечи Петры и не давила грусть, нельзя сказать, что она не жила. Даже совсем наоборот.
В госпитале часто случались нарушения, и Петре это не нравилось. Эксперименты с новыми лекарствами, скоропалительные решения, странные диагнозы и неприкрытые притеснения. Здесь действовал один порядок, подразумевавший субординацию и подчинение законам военного времени; хоть это ее и мучило, его частью были казни дезертиров и симулянтов — точно так же как и время от времени случавшиеся убийства из жалости. С этой реальностью ей доселе соприкасаться напрямую не доводилось, хотя она ухаживала за пострадавшими бедолагами.
Петра не переставала удивляться тому, что пациенту, которого прозвали сиамским близнецом, удалось так долго и безнаказанно симулировать болезнь. Она никогда его не подозревала — словно маленькая обезьянка, он бродил, держа своего брата-близнеца за руку. Когда его разоблачили и случилась та история с таблетками, ей пришлось посмотреть на окружающих другими глазами.
Отделение предназначалось для пациентов с расстройствами психики, большинство из них были серьезно больны и, вероятно, не поправятся уже никогда. Эффект от жестких сеансов электрошоковой терапии был непостоянный и сомнительный. Тех пациентов, что выписали с момента ее появления в больнице, ждало туманное будущее: истощенные, они медленно реагировали и не вылечились до конца. Она знала, что врач думает точно так же, но их кровати требовались другим больным — с этим всем приходилось считаться.
А скоро выпишут сразу нескольких ее пациентов.
Некоторые не реагировали на обращения, потеряли речь, — например, Вернер Фрике занимался исключительно своими делами и не интересовался ничем, кроме листочков с датами. Даже знаменитый Арно фон дер Лейен, судя по всему, вообще не понимал, что она говорила, а вот Герхарт Пойкерт понимал все — это она знала, хотя поговорить с ним ей пока не удалось.
Многие симптомы, наблюдавшиеся у Герхарта Пойкерта, нельзя было объяснить одной лишь контузией, от которой он до сих пор не оправился. Наблюдаемые у него симптомы скорее указывали на те заболевания, с которыми она сталкивалась в терапевтическом отделении. По сравнению с остальными он сильно ослаб физически, был хилым, а если судить по необъяснимым симптомам, у него как будто был аллергический шок. Врачи не обращали на это внимания, из-за чего она беспокоилась еще сильнее и чувствовала собственное бессилие.
Человека красивее она не видела. Она поверить не могла, что он и правда такой мерзавец, как написано в досье. Либо это сильное преувеличение, либо его документы перепутали с чужими.
Так она тогда разбиралась в людях.
Но вот зачем Герхарт Пойкерт наносил себе такие тяжелые увечья, она понять не могла. У нее вызвали подозрение следы многочисленных ударов и серьезных кровопотерь. Но самоистязание бывает непредсказуемо. Корни у страха глубокие, и возникает он в тот момент, когда его меньше всего ждешь. Она часто это видела. Уму непостижимо, как человек мог практически перекусить собственный язык, как недавно случилось с Арно фон дер Лейеном. И тем не менее это случилось. Так чем Герхарт хуже? Утешением служило то, что потом ему стало легче, хоть он и был слаб.
Когда он, отозвавшись на ее нежность, впервые попытался произнести несколько слов, она поставила себе цель бороться с его страхом: Герхарту Пойкерту не придется повторить судьбу многих других.
Если бы это зависело от нее, он остался бы в госпитале до конца войны. Мощным бомбардировкам подвергались Мюнхен, Карлсруэ, Мангейм и десятки других немецких городов. Оккупирован Нанси. Налеты делались даже на Фрайбург. Продвигались вперед американцы, на немецкой территории собирались союзники. И когда все это кончится, она хотела, чтобы Герхарт Пойкерт остался жив.
Ради самого себя и ради нее.
— Из Берлина новые директивы пришли. Руководство санитарной службы вермахта наконец-то обобщило выводы августовского собрания.
У Манфрида Тирингера задрались рукава халата, обнажив тонкие запястья.
— Требуют усиленной бдительности на случай симуляции. Резервный госпиталь в Энзене уже отреагировал — выписал на фронт всех, у кого случай неоднозначный.
Тирингер медленно обвел маленькое помещение взглядом. Когда выросла нагрузка на отделение, он сам принял это решение — переделать прежний зал для собраний в палату. Строительство бараков их нужды уже не удовлетворяло. После боев на Восточном фронте и битвы за Ахен хлопот прибавилось. Лишь теперь появится возможность вернуть привычные условия.
Пришедшие из Берлина директивы освободят место.
За толстыми стеклами очков глаза доктора Хольста казались маленькими.
— В резервном госпитале Энзена в основном лечат неврозы. Мы-то здесь при чем?
— Притом, доктор Хольст, что если мы не поступим как они, окажется, что результаты у нас плохие. Потом нас попросят сделать оставшимся пациентам инъекции или дать большую дозу ваших же, доктор Хольст, любимых хлораля, трионала и веронала. Ну а потом можно и нам самим на фронт отправляться, да ведь?
Манфрид Тирингер внимательно смотрел на врача-ординатора:
— Вы же понимаете, доктор Хольст, какими преимуществами мы пользуемся? Если бы жена Геббельса не убедила своего мужа, что в госпиталях должны лучше лечить пациентов, то сейчас нашей основной задачей была бы ликвидация сумасшедших. Больше убийств из милосердия, так? «Причина смерти — грипп». Можете себе такое представить? Теперь, по крайней мере, проблемы нам доставляют только крикуны в подвале. — Он покачал головой. — Что ж, сделаем то, чего от нас ждут. Начнем потихоньку выписывать. Иначе, доктор Хольст, конец экспериментам в Доме алфавита. Конец вашим опытам с препаратами хлора и всем таким прочим. Конец изучению воздействия от различных видов электрошоковой терапии. Конец нашей относительной комфортной жизни! — (Доктор Хольст опустил взгляд.) — Ну, нам еще повезло, что фрау Геббельс убедила мужа защитить солдат элитных войск! Благодаря им у нас кое-какая работа есть. Мы можем и дальше поддерживать имеющуюся у немецкого народа иллюзию о несокрушимости войск СС.
