Я же переписал формулу из разговорника. А там она с тайными знаками алхимиков. Для того, чтобы их разгадать понадобится какое-то время.
— Это меняет дело… Однако вы зря отдали полицейскому главную улику — фотографию с запонкой. Теперь мы уже не сможем установить личность преступника раньше полиции.
— Я не мог этого не сделать. Совершенно три дерзких убийства. В данном случае, утаивать улики от властей — преступление против правосудия. Мы не рассказали инспектору о розенкрейцерах. Так нас об этом он и не спрашивал, но запонка может оказаться решающим доказательством вины, или напротив, невиновности любого подозреваемого. Кроме того, у меня есть второе фото запонки и нам ничто не мешает показать его вдове.
— Я совсем забыл об этом. Вы опять правы.
— Пожалуй, можно ещё поспать несколько часов. Несмотря на комфортабельные английские вагоны II класса, я предпочитаю видеть сны в горизонтальном положении.
— И снова, капитан, мне трудно с вами не согласиться. Доброй ночи!
— До завтра!
Уже потушив свечу, Ардашев не мог заснуть. Он в сотый раз прокручивал в голове события последних дней и, как не пытался выгородить Вивьен, по всему выходило, что она, сама этого не подозревая, могла быть замешена в убийстве её мужа. Засыпая, он твёрдо решил наведаться к ней и рассеять последние сомнения.
Глава 17
Свидание
Поезд из Бодмина вернулся на вокзал Кэннон-Стрит (Cannon-street) в час пополудни. Выйдя на платформу Аткинсон сказал:
— Я возвращаюсь в имение. Мне придётся рассказать отцу о золотом прииске, убийстве Самюэль Вудса, краже хаудаха и бегстве Эшби.
— Правильное решение.
— Капитан, у меня один вопрос: кто унаследует открытие профессора?
— Вдова. Кто же ещё?
— А когда вы собираетесь посвятить её в тайны этих двух формул?
— Как только найдётся убийца профессора, банкира Раймера и мистера Вудса.
— А если она соучастница этих преступлений?
— Дорогой друг, я не строю гипотез в сослагательном наклонении. Инспектор говорил, что сегодня арестует Эшби. Посмотрим, какие он даст показания.
— А вы куда сейчас?
— Пока ещё не решил.
— Что ж, тогда до встречи, капитан.
— До встречи.
Роберт зашагал к стоянке кэбов. Клим вынул кожаный портсигар и обнаружил, что он пуст. Любимые «Скобелевские» папиросы, привезённые в коробке из дома, закончились. Пришлось воротиться в здание вокзала, где у входа размещалась табачная лавка. Ардашев долго рассматривал незнакомые пачки и выбрал марку «Три замка» («Three Castles»). Сигарки оказались вполне приличными на вкус. Взгляд студента упал на телефонный киоск с приставленным к нему служащим, облачённым в униформу. Стоило Ардашеву к нему приблизиться, как тот спросил:
— Сэр, вы хотите протелефонировать?
— Да.
— Это обойдётся в два пенса.
Клим протянул монеты, и незнакомец, открыв дверь киоска, изрёк:
— Будьте любезны, назовите номер телефона.
— 3322.
Сотрудник телефонной компании вписал цифры в специальный журнал, продиктовал номер телефонистке и, установив соединение, со словом «прошу» передал трубку Климу, а сам вышел. На том конце раздался женский всхлипывающий голос:
— Я слушаю. Кто это?
— Вивьен, это я, Клим.
— Приезжай скорее.
— Что случилось?
— Меня хотят убить.
— Кто?
— Я не знаю. Приезжай, — со слезами повторила она.
— Только не выходи из дома.
— Хорошо.
— Лечу!
Ардашеву мнилось, что кэб тащился, как гусеница. От волнения он выкурил подряд две английских сигарки, но тревога за Вивьен не проходила. Через полчаса экипаж въехал в фешенебельный район Ноттинг-Хилл и побежал по Кенсигтон Парк Гаденс. Вдали показался уже знакомый серый трёхэтажный дом под номером семь. Расплатившись с возницей, Клим дёрнул за свисающую ручку механического звонка, но дверной колокольчик молчал. «Наверное, после похорон, его так и не привязали к шнуру, — подумал Клим». Ему на глаза попалась пуговица электрического звонка, и он нажал на неё. Получив заряд электрического тока, несчастный молоточек забился в судорожных конвульсиях отчаянно тарабаня по металлическому колоколу. Дверь отворилась. В ней появилась заплаканная вдова в уже знакомом траурном платье, но без брильянтового тетрактиса.
— Входи.
— Ты одна?
— Одна. Кузен ещё не переехал ко мне, а Джозеф уже два дня не показывается.
— Я безумно по тебе соскучился, — вымолвил Клим и принялся покрывать лицо Вивьен страстными поцелуями.
— И я, — прошептала она, заключая студента в объятия.
Глядя в огромные глаза белокурой красотки, Ардашев сказал:
— А теперь рассказывай, что у тебя стряслось.
— Мне позвонили в дверь. Я вышла. Никого нет. Но на пороге лежит бумажка, придавленная камнем. И на ней одно слово — grave (могила) и крест.
— Где она?
— Я сожгла её в камине.
— Зря. Можно было бы посмотреть почерк.
— Она была написана печатными буквами.
— Когда ты была на кладбище?
— Недавно.
— Тогда я съезжу туда сейчас.
— Но зачем?
— Думаю, неспроста на листе написали это слово.
— Как хочешь. А ты не нашёл убийцу Генри?
— Пока нет. Но у меня есть к тебе один вопрос.
Клим достал из кармана конверт с фотографиями и протянул Вивьен.
— Если помнишь, после того, как был обнаружен вскрытый сейф в кабинете мистера Пирсона, я попросил фотографа, который делал траурные снимки, сфотографировать комнату. Он выполнил мою просьбу. У тебя в руках именно эти фотографии. — Он взял одну. — Вот на этой — сейф. — Потом другую. — А здесь — обрати внимание — объектив камеры случайно выхватил, упавшую на светлый ковёр, чёрную запонку с замысловатым узором. Вероятнее всего, её обронил вор, обчистивший сейф мистера Пирсона. Он же — и убийца. Тебе знакома эта запонка?
Вивьен молча кусала губы и морщила лоб, но, покачав головой, ответила:
— Нет. Но оставь мне фото с запонкой, возможно, я вспомню. Просто для этого нужно время. — Она подняла глаза. — А у тебя есть копия этой фотокарточки?
— Она есть у инспектора Джебба. Он будет задавать тебе тот же самый вопрос, а также спросит насчёт доверенности, выданной тобою теперь уже покойному мистеру Вудсу.
Вздрогнув от неожиданной новости, вдова произнесла:
— Его убили?
— Да, вчера, в Бодмине. Там был и Эшби. Он сбежал, и полиция собирается его арестовать. Когда ты видела его в последний раз?
— Я читала книгу в гостиной, а кузен и Джозеф играли в шахматы. Раздался звонок. Джозеф открыл дверь, и вошёл мистер Вудс. Он попросил меня выдать ему доверенность на поиск недвижимого имущества, принадлежащего моему покойному супругу. По его словам, доверенность меня ни к чему не обязывает, поскольку я даже наследницей ещё не признана, но эта нотариально заверенная бумага поможет ему наводить справки. Срок действия доверенности — один год, но она может быть отозвана мною в любое время. Я согласилась, и мы уехали к нотариусу. Когда я вернулась, дом был
