о своеволии своего сына. Так же он знает — Фелан и Перт терпеть не могут самого Дагдамма.
— Великий каган. — начал было Перт.
— Это не просьба почтительного племянника, уважаемый. — перебил Каррас. — Это приказ великого кагана.
Волчьи глаза братьев заполыхали желтым огнем. О них говорят, что они оборотни. А если это правда?
Но ни Фелан, ни Перт не перекинулись в волков.
— Твой старший сын, Фелан. Если я правильно помню, его зовут Кайран. Он служит под началом Адара. Два твоих сына, Перт. Кажется, Торим и Джод? Они в моей столице, так?
Братья молчали. Все знали, что Каррас берет сыновей своих подданных в заложники, но он редко говорил об этом так откровенно.
— У тебя подрастает дочь, верно, Перт?
— Да, великий каган. Ей четырнадцать лет.
— Когда вернешься в свои земли пришлешь ее мне. Нет, я не буду мешать кровь. Пора женить Наранбатара.
Наранбатар — могучий глава «сыновей ночи» был, скорее всего, внебрачным сыном Карраса, иначе трудно было объяснить привязанность жестокого правителя к этому воину.
— Это будет честью для меня. — еле слышно сказал Перт, приложив руку к сердцу.
Каррас выпил немного кумыса, вытер ладонью губы.
— В детстве вы любили саги о Старой Киммерии? — спросил он вдруг.
Вопрос был неожиданный, непонятно было, хочет ли великий каган поговорить о чем-то отвлеченном, или в его словах скрыта аллегория. Дагдамм решился ответить.
— Да, отец мой.
— И кто был твоим любимым героем, сын?
— Аэд. Он был великим воином, он объединил Старую Киммерию под своей властью, он умер с честью, исполнив обет перед богами и людьми. Да, я всегда любил Аэда.
Каррас хмыкнул.
— Я точно совсем не знаю тебя, сын. Всегда думал, что ты больше всех почитал Конайре. Что же до меня… мне нравился Терлак!
Каррас захохотал в голос. Этим он как будто закончил серьезные речи, и после говорил уже только о прошедшей битве, о своих подвигах, об отваге Дагдамма и глупости аваханов. Дагдамм слушал его и цедил кумыс. Это был крепкий черный кумыс, но Дагдамм не хмелел.
А ведь еще весной я напился бы непременно — понял он.
Утром Каррас приказал поднимать все войско, даже самые дальние становища. Воины слишком долго бездельничали и пьянствовали. Повиновение приказам уже не было столь беспрекословным. Праздность портит воинов.
В честь прибытия подкреплений из Озерного Края, в честь своих почитаемых дядьев, великий каган приказал начать большую облавную охоту.
На многие мили по степи рассыпалось многоязычное воинство, сгоняя в круг любую замеченную дичь. Только птицы могли, поднявшись в воздух, ускользнуть от людей. Некоторые кочевники из суеверий не убивали перелетных птиц, потому что верили, что они уносят души павших воинов в счастливую страну. Другие же не знали большей радости, чем бить уток на мелких теплых озерах, остающихся в степи после весеннего половодья, но не трогали змей или ящериц, потому что имели на их счет свои верования.
Но в облавной охоте все это было не важно.
Степняки ехали на охоту как на праздник, с песнями, с музыкой. Кто-то бил в барабан, кто-то надсадно дудел на трубе. С гиком, свистом, грохоча рукоятью оружия о щиты, неслись всюду всадники Киммерийской Орды.
С лежек поднимали истошно ревевших сайгаков, которые бежали, фыркая и тряся горбоносыми головами.
Быстро, как стрелы из туго натянутого лука, летели, будто, не касаясь копытами земли, робкие степные олени.
Под ногами крупных животных в панике метались зайцы.
И хищники тоже попали в кольцо облавы. В ужасе прижимая к голове острые уши, со стороны в сторону метались длинноногие степные волки, зимой величественные в своей роскошной шкуре, а сейчас облезлые, почти жалкие.
Приземистые, ловкие лисы, визгливо тявкая, старались проскочить между загонщиками, но их били копьями и стрелами.
В камышовых зарослях на берегах пересыхающих рек и озер подняли кабанов, которые то и дело свирепо бросались на всадников. Этих мощных, вооруженных острыми клыками животных нелегко было убить. Стрелы даже пробив толстую кожу, впивались в тугие мышцы, или ломались о толстые кости. Надо было проявить мастерство, чтобы поразить кабана в уязвимый бок. Спереди твари были почти неуязвимы из-за своих огромных голов.
Где-то позади кабан, опрокинув лошадь, терзал теперь клыками поверженного всадника.
Но не все кабаны были такими прирожденными воинами, большинство вливались в ведомую страхом, и погоняемую загонщиками живую лавину.
Гонимые топотом тысяч копыт, человеческими криками, ревом труб и грохотом щитов, животные сбивались в немыслимую кучу. Извечные враги бежали бок о бок. И волк, и олень равно искали и не находили спасения в бегстве.
Петля большой облавы стягивалась все туже, сгоняя испуганных зверей в середину, на плоскую, лишенную укрытий равнину, покрытую лишь редкой, уже выжженной солнцем травой.
То там, то здесь звучали команды. На ходу воины Орды перестраивались, то рассыпались редкой цепью, то сбивались в плотный клин. К тому не было настоящей необходимости, звери и так уже сходили с ума от ужаса, но всякая охота — еще и маневры.
Бахвалясь своей удалью, на скаку подбрасывали оружие и ловили его.
Несколько человек все же упали со спины своих скакунов. Но какой степняк не падал с коня?
Дагдамм скакал рядом с отцом.
Каррас искренне отдавался обычной забаве степных вождей. Сейчас его голова была как будто свободна от дум о власти и войне.
Так в скачке прошел почти весь день.
К вечеру в сердце небольшой долины собрался невозможный живой клубок из копытных и хищников. Это диковинное стадо ревело, блеяло, хрипело, лаяло и выло на все голоса. Охотники и дичь подняли вокруг клубы пыли, как во время великой битвы, или песчаной бури. Иногда эта пыль скрывала само солнце.
Каррас поднял свой черный двояковыгнутый лук, сделанный из рога тура, и послал первую стрелу в бок крупному сайгаку. Это было сигналом к общему избиению. Стрелы посыпались на животных, без жалости раня и убивая.
Дагдамм вместе со всеми стрелял по дичи, когда увидел нечто необычайное. Сначала ему даже показалось, что зрение обманывает его. Но нет, в серо-буром клубке воющих, ревущих, бьющихся в конвульсиях тел, вдруг мелькнуло что-то огромное, песочно-желтое.
Это был лев!
Некогда львы населяли всю гирканскую степь. В сказочные времена, когда люди еще не умели скакать верхом и не умели делать оружие из железа, все племена от Вилайета до Кхитая трепетали перед львами.
Львы убивали коров, воровали овец и коз. Они вовсе не боялись людей, и, если других хищников подвигнуть на такое мог только жестокий голод, но огромные коты просто рассматривали стада
