сюда, сюда, пожалуйста, в большую комнату… Нет, к окну не надо, в этот вот угол, если можно…
Дощатый пол, покрашенный суриком, жалобно пискнул и прогнулся, когда тяжёлое черное тело опустили. Комната сразу же показалась тесной. Это как если бы на сельский аэродром вместо привычного «кукурузника», то бишь Ан-2, вдруг приземлился пассажирский лайнер Ту-154!
– Да!.. – Отец почесал затылок, глядя на рояль, который занял половину самой большой комнаты трёхкомнатной квартиры. – Купила баба порося!
Богатое приданое! Теперь, чтобы пройти в смежную комнату, приходилось делать крюк, огибая рояль.
Из дальней комнаты, смежной с самой большой, выходит двенадцатилетний подросток в аккуратной школьной форме. Он подходит к роялю, открывает крышку, под которой прячется клавиатура. Зачем-то поднимает пюпитр и замирает с восхищением.
– Красивый! – Мальчик поглаживает резное обрамление, напоминающее крылья бабочки, у которой тельце заменяет лира – центр декоративной композиции. Согнутым указательным пальцем правой руки подросток настукивает «Собачий вальс».
Мы, то есть я и мой брат-близнец Сергей, напоминаем, наверное, пару папуасов, открывших рты при виде стеклянных бус и зеркальца в руках колонизаторов. С нескрываемым восхищением мы смотрим на это священнодействие.
Это наш старший брат, Никита Анатольевич Миронов. Отличник, перфекционист, гордость родителей, любитель голландского сыра и шербета.
Порывшись в карманах школьных брюк (стрелки на штанинах идеальны!) и выудив монетку в 20 копеек, он поднимает руку.
– Ну что, мелюзга? Кто побежит в булочную за шербетом?
Мизансцена напоминает обертку шоколадной конфеты «Ну-ка отними». На фантике полненькая девочка в платьице в горошек. В её высоко поднятой руке, обращенной к зрителю, – конфета. А со спины девочки, приготовившись к прыжку, сидит крупненькая собачка, поглядывающая на руку хозяйки с понятным вожделением.
Итак, в ролях: маленькая девочка – Никита Миронов, в руке монетка; пара собачек, изготовившихся к прыжку, – братья-близнецы Сергей и Алексей Мироновы.
После недолгой борьбы мы приходим к однозначному выводу: за шербетом надо двигать парой, контролируя с двух сторон возможность уменьшения содержимого в кулечке шербета по дороге.
Никита сует нам деньги и, удаляясь, закрывает дверь в свою комнату перед нашими носами.
Булочная-кондитерская расположена в полуподвальном помещении одной из пятиэтажек. По запаху корицы и сдобы ее легко найти даже с закрытыми глазами.
– Что вам, мальчики?
– Молочного щербета на двадцать копеек, пожалуйста!
Получив заветный кулечек со сладостью, мы вприпрыжку бежим домой.
Никита придирчиво проверяет сохранность упаковки и только потом отрезает столовым ножом нам обоим по крохотному кубику шербета. И с важным видом удаляется в свою комнату.
Жуя шербет, мы, два сорванца, приближаемся к роялю и пробуем повторить незамысловатый «Собачий вальс». Однако отсутствие слуха и непонимание самой логики игры на музыкальном инструменте заставляет нас словно бы впасть в ступор. Впрочем, мы быстро приходим в себя: по оконному стеклу стучат палкой, а затем раздаётся крик:
– Мироны, айда на свалку, там значки привезли!
Самосвалы в огромных количествах «поставляли» на свалку бракованные изделия с Монетного двора: значки гражданского и военного назначения с облупившейся цветной эмалью. Эти значки находились еще в горячей формовочной смеси, что приводило в священный трепет души дворовых парнишек. Мы были словно неандертальцы, которые чудом узрели бронзовые ножи и украшения, пришедшие позднее на смену грубым изделиям каменного века.
Темные от пыли и копоти свалочных терриконов майки и рубахи юных кладоискателей украшали символы советской эпохи: «Ударник коммунистического труда», «Воин-спортсмен» всех степеней и цветов, нагрудный знак «Гвардия», знак «Отличник Советской Армии», кокарды, звезды, нашивки всех родов войск…
(Такая же детская тяга к украшательству сыграла злую шутку с пламенным борцом за светлое будущее всего человечества, незабвенным Леонидом Ильичом Брежневым!)
На этом искушения святого Антония (в его юном возрасте) не заканчивались. Среди куч промышленных отходов, обрезков строительных материалов, дымящихся мусорных терриконов возвышались импровизированные штабы мальчишек: «хижины дяди Тома», собранные из листов фанеры, шифера, рулонов рубероида.
Где-нибудь неподалеку разжигался костер, пеклась картошечка. Разломленная пополам, дымящаяся от накопленного внутреннего жара, она посыпалась крупными кристалликами соли, предназначенными для засолки капусты. Мы отламывали куски от теплого душистого обдирного батона. По кругу пускалась бутылка лимонада с профилем Буратино в полосатой шапочке, сделанной из носка папы Карло.
Детское воображение захватывали также отходы авиационных и радиозаводов: приборы всех видов и назначений (нам непонятных), тумблеры, трансформаторы, конденсаторы сопротивления – россыпью, различных цветов и оттенков. Эта техника разрывала карманы школьных брюк, которые превращались в одежду санкюлотов времен Великой французской революции!
Наибольшую ценность представляли небольшие куски магния. Магний вместе с марганцовкой являлся основным компонентом для изготовления взрывчатой смеси. Взрывы домашних бомбочек напоминали скорее фейерверки. Мы совсем не походили на современных террористов и не добавляли в состав селитру и мелкие металлические предметы, которые и приводят к наибольшим количествам человеческих жертв.
А воздушный шар, наполненный ацетиленом от вступившего в реакцию карбида кальция с водой и взорванный на высоте третьего этажа! Мы брали обычную бельевую веревку, пропитывали селитрой и получали примитивный вариант бикфордова шнура. Шнур поджигали на земле.
Словом, нас, мальчишек, стриженных под полубокс, переполнял щенячий восторг! Мы все были любителями острых ощущений.
Конечно, нашими героями были Сергей Тюленин, Олег Кошевой и другие ребята из фильма «Молодая гвардия». Мы жаждали подвигов и мы были к ним готовы!
И после таких уличных искушений заставить двух башибузуков разыгрывать гаммы и заниматься музыкальной грамотой было делом заведомо провальным. Студент музыкального училища, приглашенный нашими родителями для приобщения двух юных сорванцов к искусству, частенько уходил ни с чем. Будущих Рихтеров и Гилельсов он не увидел.
Дальше мелодии «Жили у бабуси два веселых гуся» занятия не пошли. И рояль превратился в мебель.
На него водрузили старенький телевизор «КВН» со стеклянной линзой, в которой постоянно зацветала вода. Мама ставила на клавиатурную крышку овальный таз с теплой водой и стирала там трусы, носки и майки мужской половины семьи, а заодно смотреть новости, конкурсы и концерты. Пюпитр служил бельевой веревкой для упомянутых трусов, маек и носков. И никого это не смущало!
Апогеем же варварского использования музыкального инструмента фирмы «Циммерман» стали мои проводы в Советскую Армию.
Я закатил тогда нечто грандиозное. Отец потушил баранью ногу с картошкой. На проводы явилось много одноклассников и несколько школьных подруг, неровно дышащих в мою сторону. Пришла, конечно, и моя девушка – прекрасная Надин.
Тосты, крики, шум, к роялю подходит Игорек Титов. Стоя, одной рукой держась за верхнюю крышку рояля, чуть пошатываясь, открыв зачем-то пюпитр, он начинает петь матерные частушки, чем приводит в дикий восторг неискушенную в музыкальных изысках публику.
Водки было много. А потому упились гости до положения риз.
