берега.
- Прекрасно! - оживился Самохин. - Посылайте за кабелем. А ты, - он обернулся к невозмутимо ожидающему бородачу, - укрепи свой плотик. Сделай его на три бревна. - Неожиданно Самохин взял его за плечи: - Ну! Не знаю, что и сказать. Озолотить тебя мало.
- Нет! - мотнул ушами шапки Андрей Егорыч. - За такое дело золото не берут. А вот… - он лукаво оглянулся на стоящих за ним плотников, - спиртишку бы выписать. Попировать по такому случаю.
За Шиховым пошли два танкиста. Третий остался у машины.
Слушая подошедшую Фетисову, Самохин внимательно следил за последними приготовлениями на берегу.
Резкие порывы ветра рябили серую воду, трепали пламя ненужных больше факелов. Продрогшие люди запахивали стеганки и куртки поплотнее, но не уходили.
Андрей Егорыч прыгнул на качнувшийся плотик. В уверенных движениях бригадира виден был опытный сплавщик леса.
- Бревнышки! - Он постучал багром по плотику и вслушался в чистый звонкий звук. - Не бревна - сухари! Маслом помажь, и есть можно.
С берега ему подали катушку тонкого провода и длинный шест с привязанным к его концу пакетом. От катушки тянулся к шесту конец провода.
Фарахов проверил аккумулятор и махнул рукой:
- Трогай!
Сильный толчок багром. Плотик скользнул от берега. Подгоняемый ветром, он быстро двигался к завалу. За ним по серой плотной воде временами появлялась паутинно тонкая полоска - след провода.
Большой обгоревший плот образовал в центре снежного завала глубокий выем и застрял в нем. Туда и направил Андрей Егорыч свой плотик. Вот он прижался к черным, обгоревшим бревнам. Андрей Егорыч нахлобучил шапку поглубже, поднял шест, упруго пружинящий под тяжестью привязанной к его концу взрывчатки, и перешел на плот. Осторожно, пробуя ногой скользкие бревна, сделал несколько шагов. Дальше плот покрывал осыпавшийся с завала снег. Мрачно чернели в нем обуглившиеся бочки.
Андрей Егорыч пробирался к завалу, разрывая ногами грязный сырой снег, иногда проваливаясь в него выше колен. Остановился. Прочно уперся ногой в бочку, с размаху всадил шест в снежную перемычку и навалился на него всем телом. Медленно вращая шест, Андрей Егорыч загонял взрывчатку в завал все глубже. Покончив с этим, он выпрямился и что-то крикнул в сторону берега. Ветер отнес его слова.
По-прежнему осторожно прошел он по черным скользким бревнам. Легко перепрыгнул на шаткий плотик. Поднял багор.
Светало. Теперь Андрей Егорыч, напрягая все силы, отталкиваясь багром, уходил от большого плота. Встречный ветер норовил развернуть верткий плотик боком и прижать к завалу. Приходилось непрерывно работать багром, не только подталкивая плотик, но и подправляя его вихляющее движение.
- Подходи к любому месту! - не выдержал кто-то на берегу.
- Давай на прямую! Бережком проскочишь.
Андрей Егорыч словно не слышал товарищей. Упорно гнал он непослушный плотик к месту, где его ждали товарищи.
Плотники сбежали в воду, подхватили плотик баграми.
Андрей Егорыч легко перепрыгнул с него на прибрежный камень и, оглаживая растрепанную бороду, подошел к Самохину.
- Загнал взрывчатку в снег! - с трудом сдерживая дыхание, сказал он. - Метра на полтора засадил. В самую середку завала.
- Ну и как она? - Самохин не мог справиться с неуместной улыбкой. - Ахнет?
- Ахнет, - невозмутимо подтвердил бородач.
И отошел к ожидающим его плотникам.
Фарахов присел у аккумулятора и вопросительно смотрел на начальника комбината, ожидая команды.
Самохин перехватил его взгляд и, сразу посерьезнев, махнул рукой.
Фарахов соединил зачищенные концы провода.
В глубине завала блеснуло пламя. Мохнатый султан черного дыма развалил снежную перемычку, рванулся в небо. Высокие белые стены поднялись над нею. Увенчивающие их пенистые гребни коротко замерли. Глухо рявкнуло. Вода рванулась в открытое взрывом русло, закружила снежную кашу, понесла. Белые стены сомкнулись наверху и с нарастающим гулом обрушились на клокочущий поток, заклубились, поднимая легкую белесую дымку. Ветер подхватил ее, понес над Тулвой, открыл медленно движущуюся в глубь завала подвижную снежную массу.
Еще не затихли раскаты взрыва, как склон высокого рыхлого бугра на правом берегу пришел в движение. Широкий поток снега устремился вниз, накрыл узкий разрыв в завале. Придавленная навалившейся сверху тяжестью, вода прорывалась под медленно шевелящимся на ней снегом, постепенно подмывая его снизу. Лишь по бурлящему в центре завала водовороту угадывалась не видная с берега яростная борьба снега и воды. Плотная струя подтачивала теснящий ее снег, с хищным клекотом отжимала его в стороны.
Люди на берегу застыли. В напряженной тишине слышалось лишь шипение догорающих факелов. Странно громко прозвучал чей-то срывающийся шепот:
- Все!.. Накрылось.
И, словно в ответ на эту реплику, левая сторона завала не выдержала растущего напора воды, медленно сдвинулась с места и, разваливаясь на ходу, открыла поворот Тулвы. С бугра на правом берегу все еще сбегали снежные ручьи, иногда увлекали с собой глыбы, сломанное деревцо. Но они уже были бессильны. Клокочущая вода подхватывала их и стремительно уносила за поворот реки.
Самохин увидел влажное от пота лицо Фарахова, каменно-неподвижную спину Фетисовой, застывшего с восторженно приоткрытым ртом Андрея Егорыча и провел ладонью по лбу. Неужели все кончилось?.. Кончилось!
Первой опомнилась Фетисова.
- Напрасно я погнала ребят в горы. - Она глубоко и облегченно вздохнула.
- Не напрасно. - Самохин посмотрел на Кекур, освещенный первыми лучами далекого еще солнца Петушиный Гребень. - Люди еще не вернулись.
За плечами у него нарастал радостный гомон. И с новой силой вспыхнула тревога за дочь, за тех, с кем она делит опасности этой страшной ночи.
Такого спуска не помнили ни Буркова, ни Люся, ни даже Шихов. Но труднее всех пришлось Крестовникову. Лежать в колышущейся горной лодочке и бессильно вслушиваться в тяжелое дыхание тех, кто, выбиваясь из сил, тащит его!.. Иногда Клава оборачивалась. В луч фары попадали туго натянутые серебристые лямки, чье-то неузнаваемо изменившееся, белое, словно отлитое из гипса, лицо, лыжника или лыжницы - не разберешь. А потом снова тьма, шумное дыхание усталых людей да шорох снега под днищем.
Вела группу Клава. Укрепленная на ее лбу фара освещала лишь клочок лыжни да иногда вырывала из темноты камень. Зато дальше мрак становился настолько непроглядным, плотным, что казалось, сделай еще несколько шагов - и до него можно будет дотронуться рукой.
Саня с трудом тянулся за группой. Не раз товарищи останавливались, помогали ему выбраться из сугроба… Часть склона, где лавина сорвала основную массу снежного покрова, он прошел без особых усилий. Но, уже спускаясь во вмятину, остановившую распространение лавины, Саня провалился по пояс в сугроб. Еще
