в зимнюю версию повариха положила несколько видов мяса и говяжьи кости….
— Хорошо, — перебила незнакомый словесный поток Мара. Она согласидасб бы на все, лишь бы отделаться от назойливой официантки. Когда обзор уже никто не загораживал, выяснилось, что блондин и рыжий куда-то ушли. А вышибала подпирал собой балку и внимательно следил за общим залом.
Через некоторое время девица вернулась с подносом, на котором стояла большая миса с неизвестным содержимым, от которого шел пар. При движении оно так и норовило перелиться через край. Обогнув Мару, поднос очертил в воздухе полукруг и угрожающе наклонился. Убийца Магов резко подалась назад до того, как часть содержимого мисы выплеснулась туда, где она только что сидела.
— Надо же. Вы первая, кому удалось увернуться, — как ни в чем не бывало проговорила официантка, ловким движением поставила мису на стол и выжидающе уставилась.
Перед Марой колыхался несъедобный кошмар. Золотистый бульон с разваренными овощами, в основном капусты, а сверху — ложка соленых сливок и унылая размороженная травка. Вид вызвал отвращение, но желудок предательски заурчал. По прибытии в Вертис Мара забыла, что такое нормальная еда, перебиваясь черствым хлебом, вяленым мясом да овечьим сыром. Но несмотря на голод, она не торопилась набрасываться на еду под пристальным вниманием официантки.
— Свободные комнаты есть? — в конце концов спросила она на имперском.
— Не сдаем. Но вы можете остановиться в «Колченогой Пастушке» напротив кладбища. Не самый лучший вид, зато нет клопов. Хорошенько размешайте сметану в юшке. И попробуйте, пожалуйста. Повариха поссорилась с мужем, возможно, придется досолить… — бодро говорила девица и сверлила ее взглядом, пока Мара не сдалась и не попробовала суп. Вкус оказался таким же кисло-чесночным, как запах, непривычным, но… терпимым и горячим.
— Ну, как вам?
— Нормально.
— А посикунчики будете? Это такие пирожки….
— Да!
— Одну минуточку!
Наваристый капустный бульон с волокнистым мясом, которое буквально таяло во рту приятно согревал изнутри. Пока Мара ела, почти не прожевывая гущу и жареные пирожки, вертийцы расшумелись. Начиналась местная забава — соревнование за бесплатный ужин с вышибалой. Осилив только половину порции и разомлев от сытного ужина, Мара отложила ложку и принялась наблюдать за первым соперником Генра.
Она считала глупостью, когда два мужика путаются нагнуть руку друг друга к горящему огарку свечи, чтобы получить порцию отвратного пойла и тарелку супа. Но посетителям так не казалось, они окружили стол с противниками и делали ставки.
Первая схватка быстро закончилась, толком не начавшись. Но уже подоспел следующий охотник до дармового ужина. В этот раз потягаться с вышибалой решил громила больше него раза в полтора, и силы соперников были почти равны.
— Размажь его, — подбадривал кто-то.
— Чего так долго? — недоумевала поддержка через некоторое время.
Генр сначала держал лицо, а потом сжал челюсти и начал перегибаться через стол, чуть не ложась на его поверхность.
— Эй, так нельзя!
— Локоть на месте, а вторая рука касается края столешницы. Правила не нарушены, — пробасил громила, левой рукой сдерживая натиск раскрасневшегося соперника.
— Хватит играть с ним!
— Он сейчас лопнет от напряжения.
Когда громиле, видимо, надоело мучить Генра, он запросто уложил его руку под радостные восклицания зрителей.
— Как всегда на высоте, старик, — рассмеялся Генр и помассировал запястье.
— Я стал чемпионом, когда ты еще под стол ходил, — рассмеялся победитель в ответ и развернулся. Все северяне казались Маре на одно лицо. И этот громила был бы одним из сотен светлых бородатых мужиков, если бы не его серые глаза. Глаза матерого убийцы. Глаза, в которых она ранее видела смерть.
Артур Тонгил! Шатун! Единственный, кому удалось ее одолеть и схватить. Память безжалостно разворошила прошлое, напомнив об унижении, которые он ей причинил.
Время словно замедлилось. Волна азарта захлестнула Мару и окутала жаром. Гнев заполнил её, смешавшись с предвкушением битвы. Мышцы напряглись от желания нападать и противостоять. В голове вспыхнули молнии ярости, освещая путь к действию.
«Нет!» — оборвала она все мысли о драке. Нельзя атаковать. Не в этот раз. Болезнь ослабила ее, а Шатун — сильный противник. Мара обязательно припомнит ему за то, что он держал ее в клетке, когда поправится. Собрав всю свою волю в кулак, чтобы не наброситься на него прямо сейчас, она кинула на стол людоеда и устремилась к выходу, налетев на кого-то у самой двери.
— Мессира, похоже, у вас сложные отношения с дверями, — учтиво произнес уже знакомый баритон. Мара умудрилась второй раз врезаться в того самого рыжего.
— Давайте-ка я помогу вам еще раз, — улыбнулся Лисовин и отстранился, галантно придерживая дверь и пропуская ее вперед. Не поблагодарив, Мара выскочила на улицу. Холод прошиб с головы до ног за считаные секунды. Она молилась Всесвету, чтобы ее дурацкое стеганое пальто и шапку никто не тронул.
Глава 18 - Убийца отца
Банду Псов уничтожили, но Лисовин уцелел. Как и Плеть. Ориентировки с их изображением развесили по всему Лармаду, в том числе в «Ледяном Шинке». На рисунке вора изобразили в черной шапочке, натянутой по самые брови, и в окулярах на поллица. Если бы он их снял или заменил хотя бы на очки, то узнать его бы никто не узнал. Вот только он этого не сделал, явившись в тех самых окулярах с портрета, только вместо шапки нацепил меховые наушники.
— Добрый день, Лисовин. Вынужден попросить вас немедленно покинуть мое заведение. Ваше появление здесь нежелательно, — Филипп не пытался скрыть свое недовольство. Ему не хотелось, чтобы следы последнего дела привели имперцев в «Ледяной Шинок».
Генр размял кулаки, пару раз хрустнув при этом. На многих это производило впечатление, но Лисовин даже не дрогнул, а перепуганная черноволосая девчонка, топтавшаяся на входе, прошмыгнула внутрь от греха подальше.
— Я это заметил. Как и то, что охранником у вас теперь сенторийский дезертир Генр Люше с обесцвеченными патлами. А также несколько парней из Львов Свободы. Так что в ваших же интересах, чтобы меня не поймали, — тихо проговорил Лисовин и тут же продолжил, пока все не устроили так, что его не только не могли бы поймать, но и не нашли бы даже останков. — Но