чтобы Томми сделал то же самое, чтобы мы могли быть вместе.
— Почему мы встретились здесь, а не в магазине? — У него грубый голос.
Я протягиваю ему обычный заказанный кофе в бумажном стаканчике.
— Потому что я хотела встретиться как друзья, а не как деловые партнеры.
Он полусидит на табурете за одним из высоких столиков, словно готовясь бежать.
— Устраивайся поудобнее. Это может занять какое-то время.
— Что случилось? — спрашивает он.
— Я была неправа.
— Я отчетливо помню, как говорил тебе, что ты была права.
— Обычно я хотела бы услышать эти три волшебных слова, но в данном случае я ошибочно полагала, что у меня не может быть бизнеса и отношений с тобой, потому что мы потеряем нашу дружбу. — Смотрю на свои руки, собирая решимость говорить честно, как это делают друзья, как хотела бы, чтобы Томми поговорил со мной. — Я боюсь, что если подпущу кого-то слишком близко, то потеряю его. Как с бабушкой и дедушкой и с моими родителями. Эти потери было так тяжело перенести, что испуганная часть моего мозга сказала мне, что у меня может быть одно или другое, и если я выберу тебя, то потеряю и тебя тоже.
Томми медленно делает глоток кофе.
— В этом нет никакого смысла, но и прекрасно все объясняет. Я, э-э, понимаю.
— Правда? Потому что в прошлый раз, когда я проверяла, у тебя была очень большая и очень живая семья.
Томми некоторое время молчит, и в его карих глазах цвета эспрессо мерцает грусть.
— Чуть больше года назад я был на вызове. Сильный пожар. Я потерял... — Его голос прерывается. — Я не смог их вытащить. Пытался. Пытался до тех пор, пока больше не мог дышать. Пока не выбился из сил. Пока чуть не умер.
Моя рука летит к его руке и крепко сжимает ее.
— Мне так жаль.
— В результате я получил обширное повреждение легких. Был выбор или устроиться на кабинетную работу или уйти на пенсию. Я скучал по своей семье. Поэтому переехал сюда. — Слова сбивчивы, ему трудно говорить.
Мое горло сжимается от сочувствия к нему.
— Вся моя личность заключалась в том, чтобы быть пожарным. Если я не могу спасать людей, то кто я такой? Что я могу сделать? В ночь пожара на погрузочной платформе я испугался. Испугался, что если что-то случится, я не буду достаточно силен, чтобы спасти тебя. Что, если с тобой что-нибудь случится? — Его взгляд полный ужаса метнулся к моим глазам.
— Могу я поговорить с тобой, как с другом? — спрашиваю я.
— Я думал, это то, что мы делаем.
— Ты самый большой, сильный, выносливый парень, которого я знаю. Есть причина, по которой твои братья слушают тебя, и это не только потому, что они уважают тебя. Если бы захотел, ты мог уложить их одной левой.
Томми хихикает.
— У меня есть травмы, Мерри. Мои легкие уже не те, что раньше.
— И мы уже не те, кем были раньше.
— Я знаю. Эти несколько дней были странными. Мне не нравится не разговаривать с тобой, не смеяться с тобой... не целовать тебя.
На моих губах появляется улыбка.
— Мне тоже это не очень нравится. Все это время я думала, как Мерри из колледжа, которая могла бы поговорить с тобой обо всем, что случилось с Кэсси, и избавить себя от многих душевных страданий.
— Душевных страданий?
— На годы вперед. Я была влюблена в тебя, но только когда ты перестал быть частью моей повседневной жизни, поняла, что должна была сказать тебе.
Его глаза мерцают.
— То же самое. Так ты хочешь сказать, что мы уже не те люди, которыми были раньше, но ведем себя так, как раньше?
— Да. Например этот разговор прямо сейчас. Довольно зрело, не так ли? Как я уже сказала, мы уже не те, какими были в колледже, но верю, что мы можем стать еще лучше. Ты так не думаешь?
— Мы были просто потрясающими.
Я соскальзываю со своего стула и подхожу ближе к нему, прислоняясь к его коленям.
— Но я хочу чего-то большего, Томми. Я хочу придерживаться договора.
— Делового договора или брачного? Потому что я очень надеялся, что ты одумаешься и поймешь, что нельзя одновременно съесть свой пирог и сохранить его.
Я хихикаю.
— Отлично сказано. И да, договор будущей миссис Коста. Но я должна внести поправку. Мы должны пообещать общаться друг с другом, как бы тяжело это ни было.
— Думаю, что это предусмотрено пунктом «Никаких секретов».
— Достаточно справедливо. Так как ты думаешь, можем ли мы позволить себе любить, даже если это означает возможность когда-нибудь потерять друг друга? Потому что в последнее время ситуация между нами была хуже, чем вонь сам-знаешь-чего в туалете магазина.
Уголки губ Томми изгибаются в улыбке.
— Да. Сто раз да. Эти последние несколько дней были ужасными.
— То же самое. Мы справимся с этим. А теперь давай взорвем этот киоск с попкорном, э-эм, кофе.
Он наклоняет голову, смеясь над нашей старой крылатой фразой. Затем мы допиваем наши напитки и, взявшись за руки, направляемся к нашему магазину пиццы и пирогов.
Вдоль улицы выстроились рождественские елки, на всех кованых фонарных столбах висят венки с красными бантами, а над головой перекрещиваются гирлянды из светящихся снежинок. Свежевыпавший снег делает разноцветные огоньки на кустах похожими на гигантские леденцы.
Офицер Оуэн Хокинс разговаривает со своим братом, шефом Хокинсом, перед магазином.
— Мы как раз искали тебя. Хорошие новости, ваш пирог спас положение, — говорит начальник пожарной охраны.
— Мы смогли связать похитителя пирогов с церковного рождественского базара с поджигателем и похитителем пирога с подоконника, используя данные геолокации мобильного телефона, — добавляет Оуэн.
— Только не говори мне, что это был старик Орсон, потому что я хотела покататься на санках и намеревалась подкупить его пирогом. — Мои губы кривятся, выражая сожаление.
Оуэн хихикает.
— Нет, это был Роберт Ласкер. Он был сотрудником «Кофе Хат» и имел репутацию вымогателя. Теперь мы можем предъявить ему еще несколько обвинений.
— Спасибо за вашу тяжелую работу, — говорит Томми.
— Значит, больше никаких попыток мистера Кофейное дыхание саботировать нас? — спрашиваю я.
— Она имеет в виду Роба Ласкера, — уточняет Томми.
— Нет. Его арестовали. На
