близко, что они казались ему нереальными. Он сделал шаг назад, но споткнулся о диван; Малькольм продолжал надвигаться, как лавина. Биральбо ударил его коленом в живот и посторонился, чтобы туша не придавила его. Рука, все еще державшая пистолет, оказалась у самого его лица, он то ли стукнул, то ли укусил ее и тут же погрузился в темноту. Снова открыв глаза, он обнаружил пистолету себя в кулаке. Он поднялся, сжимая рукоять. Малькольм все еще стоял на коленях, скрючившись, уткнувшись лицом в диван и держась за живот, а Дафна с Мортоном пятились к стене, не сводя с него глаз. «Спокойно, — бормотал Мортон, — спокойно, друг мой», — но улыбнуться не мог: он пристально следил за пистолетом, который теперь держал на мушке его. Биральбо сделал несколько шагов назад и стал ощупывать дверь в поисках щеколды, но никак не мог ее найти. Малькольм повернулся в его сторону и медленно начал вставать. Наконец дверь поддалась, и Биральбо вышел в коридор спиной вперед, вдруг вспомнив, что именно так поступают герои в фильмах. Захлопнув дверь, он бросился к железной лестнице. Чуть позже, уже окунувшись в розовый сумрак бара с блондинками за стойкой, Биральбо осознал, что бежит с пистолетом в руке и множество глаз удивленно и испуганно смотрят ему вслед.
Глава XV
Оказавшись на улице и почувствовав на лице внезапный влажный порыв ночного ветра, он понял, почему совсем не чувствовал страха: если он потерял Лукрецию, остальное неважно. Он опустил тяжелый пистолет в карман пальто и на несколько секунд остановился, умиротворенный волной странной лени, похожей на ту, что иногда парализует во сне. Над его головой то загоралась, то снова гасла вывеска клуба «Burma», озаряя своим светом высокую стену с пустыми балконами. Он быстро пошел по улице, спрятав руки в карманы, как будто опаздывал куда-то, но бежать не мог, потому что улица была полна народа, как в азиатском порту, синеватые и зеленоватые лица в свете неоновых вывесок, похожие на сфинксов одинокие женщины, группки негров, движущиеся, будто повинуясь одним им слышному ритму, компании мужчин с медными скулами и восточными чертами лица, которых, казалось, привела сюда мутная ностальгия по местам, чьи названия сверкали на стенах, — Шанхай, Гонконг, Гоа, Джакарта.
Оборачиваясь на вывеску «Burma», которая все не отдалялась, словно он не сдвинулся ни на шаг, Биральбо чувствовал смертельное спокойствие, какое ощущает человек, осознающий, что тонет. Каждое мгновение казалось ему бесконечной минутой, он вглядывался в бесчисленные лица, ища среди них Малькольма, Туссена Мортона, Дафну и даже Лукрецию, понимая, что нужно бежать, но не находя сил — вроде того, как бывает, когда знаешь, что пора вставать, но позволяешь себе передышку и, снова открыв глаза, пугаешься, что проспал все на свете, а на самом деле не прошло и минуты, и вновь решаешь оторвать себя от матраса. Пистолет был такой тяжелый, рассказывал он, а на улице было столько лиц и тел, что пробираться между ними было трудно, как прорубать себе путь в немыслимых зарослях джунглей. Он обернулся и увидел Малькольма в тот самый момент, когда голубые глаза этого человека издали нащупали его самого. Но Малькольм продвигался так же медленно, будто плыл против сильного течения, путаясь ногами в водорослях. Его фигура выделялась ростом в море людей, а взгляд неотрывно следовал за Биральбо, как если бы тот уже достиг другого берега, того, до которого Малькольм жаждал добраться. От этого — от того, что они постоянно смотрели друг на друга и натыкались на каких-то прохожих, вовремя не замечая препятствий, — оба двигались еще медленнее, и волны иногда накатывали на них, скрывая с головой. Потом они снова находили друг друга взглядом, а улица все не кончалась, она становилась лишь темнее, лица и вывески клубов редели. Вдруг Биральбо увидел спокойную и одинокую фигуру Малькольма, остановившуюся посреди пустого тротуара перед собственной тенью с широко расставленными ногами. И тут он наконец побежал — переулки возникали перед ним из ниоткуда, как возникает шоссе в свете фар. За спиной Биральбо слышалось гулкое эхо шагов и даже одышливое дыхание Малькольма, далекое и близкое разом, казавшееся то ли угрозой, то ли жалобой в тишине сияющих пустынных площадей, просторных, с колоннами, и улиц с бесконечными рядами окон, где их шаги звучали в унисон. По мере того как усталость все крепче сжимала горло Биральбо, его сознание теряло связь со временем и пространством: он несся по Лиссабону и Сан-Себастьяну одновременно, убегая от Малькольма так же, как в такую же ночь убегал от Туссена Мортона, и эта гонка по двум городам со сросшимися в заколдованный клубок улицами, становящимися то лабиринтом, то самим преследованием, не прерывалась ни на секунду.
Улицы и здесь тоже вдруг делались геометрически правильными и неотличимыми друг от друга, частично исчезая во тьме и уходя в освещенные перспективы пустынных площадей, откуда доносился слабый, но непрестанный гул живущего города. Он стремился к этим огням, как к постоянно отдаляющемуся миражу. За спиной вдруг послышался медленный скрежет трамвая, который на минуту стер топот Малькольма: Биральбо видел, как желтый пустой вагон проплывает мимо него дрейфующим кораблем и останавливается чуть впереди — может, можно было бы добежать. Из остановившегося вагона кто-то вышел, но трамвай поехал не сразу: Биральбо был совсем рядом, когда он лениво дернулся и, покачиваясь, стал удаляться. Как человек, смотрящий вслед уходящему поезду, Биральбо замер, широко раскрыв рот и глаза, стал вытирать пот со лба и слюну с губ, почти позабыв о Малькольме и о том, что нужно бежать. И хотя повернуть голову стоило невероятных усилий, он медленно обернулся и в нескольких метрах от себя увидел Малькольма: отдуваясь, кашляя и пытаясь убрать потные пряди со лба, он стоял на самом краю противоположного тротуара, будто на карнизе за секунду до прыжка. Нащупав рукоять пистолета в кармане, Биральбо в мгновенном видении представил, как он целится в Малькольма, почти услышал выстрел и глухое падение тела на рельсы, — это было бы так же бесконечно просто, как закрыть глаза и больше никогда не двигаться, умереть, но Малькольм уже шел к нему, тяжело переставляя ноги, будто с каждым шагом глубже проваливаясь в песок. Биральбо снова бросился бежать, но сил больше не было, он увидел слева темный переулок, какую-то лестницу, узкую башню, поднимающуюся выше кровель домов, как-то абсурдно одиноко вздыбившуюся среди них, с готическими окнами и железными ребрами. Он бросился к свету, к какой-то приоткрытой двери, где стоял
