Пламя в очаге разгорелось, освещая кухню теплым золотистым светом. Грейс потянулась к голове мальчика, когда заметила у него на предплечье странную отметину.
— Что это, Тедди?
— Ничего.
Грейс пригляделась. Неровные, смазанные линии, при всей небрежности, вызвали отклик в ее памяти. Она видела этот знак раньше, и не на фронтоне клуба.
— Да нет, это рисунок, — возразила она. — Ты сам сделал его?
Плечи мальчика поникли.
— Это всего лишь чернила, — сказал он. — Они смоются.
Грейс подняла его руку, вглядываясь в рисунок, смутно напоминавший фамильный герб. Но вместо щита его украшал картуш с крестом посередине, который — при некотором воображении — можно было принять за скрещенные перо и меч. Такой же символ был выгравирован на золотой булавке для галстука Рутвена. Не хватало только букв внизу.
— Зачем ты нарисовал это на руке, Тедди?
Он снова по-детски пожал плечами.
— У некоторых людей бывают такие рисунки.
— У кого например?
— У дедушки, но он умер, — сообщил мальчик. — А что в этом такого?
Действительно. Это был всего лишь рисунок, а комната достаточно согрелась, чтобы приступать к купанию.
— Ладно, Тедди, — сказала Грейс. — Нагнись над тазиком.
Спустя полчаса она сидела в любимом кресле миссис Хеншоу, которое она придвинула к огню, с полусонным мальчиком, облаченным в чистую ночную рубашку, на коленях. Его короткие волосы почти высохли. Слава Богу, их не пришлось отрезать. В последний раз взъерошив его прическу, Грейс встала и вышла из кухни, держа мальчика на руках.
— Я могу и сам идти, — сонно запротестовал он. Затем уткнулся головой в ее шею и заснул.
Из кабинета Рутвена все еще струился свет. Заглянув внутрь, Грейс увидела, что тот все так же полулежит на диване в облаке дыма, с закрытыми глазами.
Когда они вернулись в спальню мальчиков, Том уже крепко спал. Уложив его брата в постель, Грейс погасила лампу и направилась в свою комнату, сказав себе, что Рутвен не ее забота. К тому же она понимала, что спуститься вниз сейчас означало бы напрашиваться на неприятности.
Однако, взявшись за дверную ручку, девушка помедлила. Она могла бы по крайней мере открыть окно, чтобы проветрить комнату, и посоветовать маркизу лечь в постель.
Спустившись вниз, Грейс осторожно вошла в кабинет. Это была красивая уютная комната, пожалуй, самая экзотическая в доме, с книжными полками и произведениями искусства, привезенными с Востока. На столе горела лампа с прикрученным фитилем.
Набравшись храбрости, Грейс закрыла за собой дверь и бесшумно двинулась по роскошному ковру, мягкому, как весенняя трава.
— Милорд? — шепнула она.
Его глаза сразу открылись, хотя веки казались отяжелевшими, а взгляд — затуманенным.
— Грейс, это вы? — тихо отозвался он.
— Уже почти час ночи, — сказала девушка, заткнув графин пробкой. — Что вы здесь делаете?
— Медитирую, — ответил Рутвен.
— Как это?
— Думаю о том… как не думать, — пробормотал он.
— Мне кажется, вам лучше лечь в постель, — мягко предложила она.
— Зачем? — Его взгляд стал отсутствующим. — Я не могу спать.
Грейс нагнулась, взяв еще дымящийся окурок из серебряной пепельницы.
— Но вы же не можете всю ночь пить и курить, — сказала она. — Неудивительно, что выглядите таким измученным. Что это, кстати?
Уголок его губ приподнялся в улыбке, подчеркнув темную щетину, проступившую на его щеках и подбородке.
— Это, милая Грейс, сигарета.
— Я догадалась, — улыбнулась девушка. — И полагаю, что это название придумали французы. Но хотелось бы знать, что в ней?
— Турецкий табак, — невозмутимо отозвался маркиз.
— И что еще?
— Травы.
— И только?
Он пожал плечами.
— И шарас.
— Вы хотели сказать, гашиш? — мягко укорила она. — Очевидно, забыли, что я немного повидала мир.
— Возможно, — обронил мужчина, словно бросая ей вызов.
Грейс не стала спорить. Вместо этого она переставила поднос на стол и села на оттоманку напротив него, так что их колени почти соприкасались. Как ни странно, она впервые воспринимала его как обычного человека — очень красивого и очень опасного, но обычного.
Рутвен сидел, полностью расслабившись, скрестив под собой ноги, в свободной рубахе из золотистого шелка с серебряными нитями, перехваченной в талии широким черным поясом. В таком виде он выглядел бы вполне уместно на пиратском корабле с кривой саблей за поясом или в гареме, взирающим на своих наложниц.
— Послушайте, — тихо сказала она, стараясь не смотреть на его широкую грудь, видневшуюся в вырезе рубахи. — Зачем вы это курите?
— Это успокаивает меня. — Сонно улыбнувшись, он указал на деревянную шкатулку, стоявшую на его письменном столе. — Ночь только начинается, попробуйте и вы, моя дорогая.
— В этом нет нужды, — сказала она. — В воздухе достаточно этого зелья, чтобы лишиться сознания.
Он выгнул бровь.
— Боитесь, моя милая Грейс?
— Я не ваша, — возразила она. — И я не боюсь. Но вам следует подумать о мальчиках, а не рассчитывать на то, что ночью они спят и ничего не узнают.
Подобная мысль явно не приходила Рутвену в голову. Он нахмурился.
— Это не должно продолжаться, — сказала Грейс, начиная испытывать легкое головокружение. — Я открою окно, чтобы проветрить комнату.
Она сделала движение, собираясь встать, но Рутвен схватил ее за запястье.
— Зачем вы пришли? — тихо произнес он с угрожающими нотками в голосе.
— Отпустите меня!
— Нет! — В его дыхании смешались запахи бренди и зелья, которое он курил. — Вы пришли сюда по собственной воле. Вы знаете, что я не собираюсь ложиться в постель. Один, во всяком случае. И вы знаете, что я не совсем трезв. Так зачем?
Грейс попыталась выдернуть руку, но он не позволил.
— Я всего лишь хотела помочь…
— Неправда, — мягко возразил Рутвен. — Лгите мне, если вам от этого легче, Грейс. Но не обманывайте себя.
Он был прав. Его всевидящие глаза, казалось, проникали в ее сердце и видели, чего она хочет на самом деле. Их губы разделяли несколько дюймов, ее тело тянулось к нему, а внизу живота возникло мучительное томление.
Господи, как же она дошла до этого?
Грейс неуверенно облизнула губы.
— Наверное, это судьба… — промолвила она.
