вас?
Я резко вскинул голову и всмотрелся в его лицо.
— Говорите. — Поднялся. Тот не спешил. — Говори! — гаркнул я. — В чём дело?!
— Пожалуйста, спокойнее.
— Спокойнее?! — я схватил его за ворот халата. Он напоминал старого лиса — глазки маленькие, сам рыжий и тощий. — Что ты хотел? Если твои врачи не вытащат мою жену, я камня на камне тут не оставлю. Ты денег хочешь?! Я тебе дам денег, но только когда моя жена выйдет из этой больницы и выйдет своими ногами! А пока скажи своим докторам, чтобы делали свою работу. Я могу быть очень щедрым, — оттолкнул его. — Но могу быть очень жестоким.
Врач одёрнул халат.
— Мы поняли друг друга? — спросил жёстко.
— Мы делаем всё от нас зависящее.
— Вот и делайте.
Развернулся и увидел идущего к нам Святослава. Он был мрачным, как никогда.
— При обыске у Королёва нашли несколько гранат, — сообщил он. — Возможно, он задумывал что-то ещё. Как Вика?
Я промолчал. Посмотрел на обшарпанную стену и сжал зубы.
— Я уже потерял одну женщину, — ответил Славе. — Тогда думал, что сдохну. Но нет. Я любил Настю, но Вика… Она — моя жизнь. Она мать моих детей.
— Мать ваших детей…
— Она — мать моих детей, — сказал, твёрдо глядя ему в глаза. — Она. Если ты знаешь, кому надо молиться, чтобы она жила, скажи мне. Если знаешь, кому надо заплатить — заплати. Что надо сделать, Слав? Покаяться? Я каюсь. Во всём, что сделал и не сделал. Что ещё?
— Я не знаю, Захар Николаевич.
— И я не знаю, — посмотрел на дверь операционной.
Вику увезли больше двух часов назад, и до сих пор я держался. Сперва говорил с ментами, потом как в тумане мерил шагами коридор. Телефон зазвонил, и я, достав его, увидел фотографию дочери.
— Да, малышка, — ответил, заткнув подальше желание рвать и метать.
— Папа… Мне мама только что приснилась, — её голос был пронизан слезами. — Пап…
— Что?
— Мне приснилось, что мама умерла.
Я стиснул зубы с такой силой, что заныли скулы. Голос дочери скальпелем вспорол страх.
— Папа, — всхлипнула она. — Мама же не умерла? Она просто болеет? Но… Но почему если она болеет, она не звонит?
— Позвонит, — только и смог сказать я. — Она обязательно позвонит тебе. И Игнату тоже.
— Когда?
— Скоро, малышка. Очень скоро.
— Ты обещаешь?
— Обещаю.
Только сказал это, двери операционной распахнулись, и в коридор вышел хирург. Посмотрел на меня. Его лицо было безучастным, взгляд отстранённым и усталым. Я шагнул к нему.
— Что с моей женой? — спросил резко.
Он молчал.
— Что с моей женой?! — взревел я.
А в ушах был только голос Инги и её тихий плач.
Глава 22.2
Вика
Пить хотелось, как никогда в жизни. Я попробовала встать с постели, но не вышло, зато стал отчётливо слышен противный писк. И тут я вспомнила всё, что случилось. Начиная с разговора с акушеркой и заканчивая смотрящим в спину Захара дулом пистолета.
Сердце зашлось, писк стал невыносимым.
— Вика …
С усилием я разлепила глаза. Захар коснулся меня через одеяло и, поняв, что я смотрю на него, замолчал. Несколько секунд в палате был слышен только писк — ни звука больше.
— Паршиво выглядишь, — прошептала я.
Голос хрипел и царапал горло, губы едва шевелились. Захар криво усмехнулся. Смешок оборвался тут же, а глаза его странно заблестели. Он нашёл мою ладонь и крепко сжал. Смотрел на меня и сжимал пальцы, и я вспомнила то, что было после смотрящего ему в спину дула. Выстрелы, траву и солнце. И ещё его слова.
— Что с Юрой?
— Забудь о нём.
Веки опустились сами. Я вздохнула.
— Пить хочу.
Через несколько секунд моих губ коснулось что-то мокрое и мягкое. Захар смочил мне губы, и на этом всё. Я жадно слизала несколько капель, но это не помогло.
— Ты… — сглотнула. — Ты мне мстишь?
— За что?
— З-за всё.
Сказав это, я поняла, что сил не осталось. Ещё раз облизнула губы. Сама знала, что много пить после операции нельзя. Но было всё равно.
— Дай мне воды. Захар… Или я умру.
— Вряд ли. Теперь уже вряд ли.
Его голос звучал слишком надтреснуто, чтобы это можно было принять за сарказм. Я всё-таки заставила себя посмотреть на мужа. Он наливал воду в стакан. Сунул трубочку и поднёс мне.
Но я забыла про воду. Мы встретились глазами.
— Сколько? — спросила чуть слышно. — Прошло?
— Три дня.
Под его глазами залегли тени, щёки впали. Но и сейчас он был воплощением силы. Три дня… Я думала, что прошло несколько часов.
Захар помог мне взять трубочку, и я сделала несколько маленьких глотков. Пить было трудно. Только что казалось, что я залпом выпью весь стакан, а на деле едва могла глотать. Тяжело дыша, откинулась на подушку. От слабости лоб покрылся испариной, в ушах зашумело.
Мягкое прикосновение пальцев к виску, к щеке. Нагнувшись, Захар поцеловал меня в уголок рта.
— Где дети? — спросила шёпотом.
— Дома.
Я хотела обнять Ингу, услышать её голос. Ещё хотела сказать Захару, что они с дочерью — самые важные люди в моей жизни. Что то, что я пошла на поводу у Юры, было на эмоциях. Что на самом деле я не хотела.
Но я ничего не сказала — темнота затянула меня.
— Отдыхай, — Захар дотронулся до моего живота. — Ты меня сильно напугала, Вишенка. Знаешь… Я никогда ничего так не боялся. Не слышишь меня, да?
Я слышала, но вынырнуть из дрёмы уже не могла.
— Хорошо, что не слышишь, — вздохнул Захар. — Нет сильнее страха, Вика, чем страх потерять сердце. Я думал, что живу без него уже давно. Оказалось, что нет. Без него я жил три дня, и это были три дня ада. Но ты отдыхай. Не надо тебе это слышать.
* * *
Сутки тянулись невыносимо долго. Я приходила в себя на несколько минут, потом опять проваливалась в сон. Пару раз я видела врача, но Захара в палате не было. А потом не было врача, зато Захар спал в кресле, которого я почему-то до этого не замечала. Возможно, потому, что его там не было.
— Доброе утро, — сказала, открыв глаза.
Захар стоял у окна, его ладони лежали на подоконнике.
Он обернулся.
— Сегодня ты выглядишь лучше, — присмотревшись, я попробовала улыбнуться, но улыбки не вышло.
Встать тоже не получилось — попытка кончилась тем, что я со стоном повалилась на кушетку.
— Стой, — Захар подошёл и, нажав пару кнопок, приподнял изголовье.
Я придвинулась ближе к подушке. Резинка
