Но тут подошел их хозяин, лорд Карнеги, которому не терпелось перемолвиться словом с Молино. Все четверо обменялись улыбками и расстались. Барнаби отвел Пенелопу к стене, подальше от беседующих, и, заметив решимость, горящую в ее глазах, прошептал:
– Мы пока не сможем уйти.
– Конечно, нет, – вздохнула она, обводя взглядом гостей. – После ужина. Вы знаете, как бывает, когда джентльмены как следует выпьют. Нас не хватятся еще несколько часов.
– Ваша матушка здесь?
– Нет. Она слишком устала. Хочет отдохнуть. Иногда с ней такое бывает.
– Так вы здесь одна? – поразился он.
– Я здесь как директор приюта. Не как мисс Пенелопа Эшфорд. Поэтому светские хозяйки, в большинстве своем знающие меня с рождения, ничего особенного не видят в том, что я появляюсь на приемах без мамы.
Он вскинул брови, но должен был признать, что если никто не следит за ней, им будет легче ускользнуть.
– Значит, после ужина, когда мы вернемся в гостиную.
Пенелопа кивнула:
– В противоположном конце дома есть прелестная гостиная. И хотя у меня нет опыта в подобных вопросах, думаю… это идеальное место для обсуждения близкой нам темы.
Его губы дернулись в полуулыбке.
– Прекрасно. Но пока ведите себя благоразумно.
– Разумеется.
Высокомерно поджав губы, она отошла и присоединилась к компании миссис Хендерсон.
Барнаби, в свою очередь, отошел к другой группе, жаждавшей обсудить нынешнее состояние лондонской полиции. Отец Барнаби был в городе, но сегодня ужинал с министрами. Он заедет позже. А пока Барнаби был вынужден его заменять. И, если хочет улизнуть вместе с Пенелопой, так чтобы его отсутствия не заметили, должен прежде всего удовлетворить любопытство окружающих.
Поэтому он переходил от одной компании к другой, хотя голова его была занята иным: он пытался угадать, что принесет сегодняшнее свидание.
Ужин длился бесконечно, как и застольные разговоры, но наконец лакеи унесли последние тарелки. Как было принято на таких собраниях, мужчины не остались в столовой, а последовали за дамами в гостиную, где подавали портвейн и бренди для смазки голосовых связок во время дальнейших дискуссий.
Отказавшись от предложенного лакеем бренди, Барнаби снова направился к Пенелопе.
Он взял ее руку и положил себе на сгиб руки:
– Где этот салон?
Пенелопа показала на боковую дверь:
– Там.
Открыв дверь салона, она переступила порог и огляделась. Все было так, как она помнила: уютная комната, выходящая окнами в опустевший сад. Удобная мебель: два мягких дивана, углом стоявших перед камином, кресло и несколько пристенных столиков. У одной стены стояло бюро. Темный угол занимала арфа. Лампа не была зажжена. Не горело ни одной свечи: очевидно, в этой комнате не предполагалось принимать гостей. Но им хватало и лунного света.
Она подошла к диванам и обернулась. Он оставался в дверях.
– Эта подходит? Я слышала, что леди и джентльмены часто встречаются на подобных собраниях в таких, как эта, комнатах.
Это одна из причин, по которым она устроила сегодняшнее свидание. Понять всю прелесть опасности подобных встреч. Узнать, чему еще он может ее научить. Испытать желание. Изведать страсть.
– Посмотрим, куда заведет нас желание.
– Прекрасная мысль, – пробормотал он, обдавая ее лицо теплым дыханием.
Она приподнялась на цыпочки, и их губы встретились. Невозможно было сказать, кто кого целовал. С первого прикосновения их ласки были взаимными, жгучими, подстегиваемыми желанием, которое, к ее изумлению, разгорелось мгновенно: из искры в пламя, из пламени – в бушующий вулкан.
Сильнее, чем прежде, мощнее, чем прежде, оно захватило их обоих.
Желание не было наслаждением. Скорее потребностью в наслаждении.
Не восторгом, скорее жаждой, требующей утоления.
Поцелуй превратился в бесстыдную дуэль, состязание двоих, пытающихся более глубоко, более полно пробудить страсть друг в друге. И хотя он, несомненно, был более опытным, на ее стороне были энтузиазм, энергия и слепая вера в собственную победу: отличительный знак всех невинных.
Яростный рев пламени отдавался в ушах.
Но победителей не было. Разве может быть победитель в подобном состязании?
Она вся горела. Груди набухли и ныли, стянутые шелком лифа. Наконец он, не прерывая поцелуя и увлекая ее за собой, опустился на диван и устроил ее так, что она оседлала его бедра. А поцелуй все продолжался…
А он тем временем быстро расстегнул пуговки ее платья и одним движением спустил лиф и сорочку до талии, чтобы завладеть грудями. Дать ей то, что она желала. Разжечь огонь в крови.
Она потянулась, к пуговицам его сорочки. Но он перехватил ее руку и слегка отстранился, только для того, чтобы едва слышно напомнить:
– Нет… нам придется возвращаться в гостиную. Ты хотела этой встречи, так что придется играть по всем правилам.
– И каковы эти правила?
– Мы остаемся полностью одетыми, более или менее.
– И нам это удастся? – удивилась Пенелопа.
– Разумеется.
И он стал показывать ей, что делать. Она по-прежнему стояла на коленях, оседлав его бедра, и он легко приподнял ее юбки и расправил их так, чтобы не смять пену шелка. Теперь внутренние поверхности ее бедер терлись о тонкое сукно его брюк.
И это легкое трение оказалось неожиданно эротичным.
Она едва осознала это, когда он сунул руку под юбки.
И коснулся ее.
Восхитительное ощущение пронзило ее чувственным кинжалом. Пенелопа со стоном закрыла глаза и разом ослабела. Он подался вперед и завладел ее губами, властно предъявляя свои права и лаская ее увлажнившееся лоно.
Касался и гладил, пока она не загорелась уже знакомым желанием.
И его руки творили истинное волшебство. Сильные ладони вновь и вновь обводили ее изгибы, пальцы проникали вглубь и отступали, пока она не загорелась пламенем страсти. Пока не поняла, что сейчас сойдет с ума от желания.
Она закрыла глаза и вздрогнула, когда его пальцы проникли еще глубже.
– Не это! – прошипела она. – Боже мой!
На секунду ей захотелось открыть глаза и пронзить его повелительным взглядом, взять дело в свои руки… и такая мысль показалась весьма привлекательной. Но… она стояла на коленях и уже слишком разгорячилась.
Он понял, что она дошла до предела и отказывать ей нельзя.
Внезапно Пенелопа с несказанным облегчением осознала, что ей следует делать, и стала опускаться.
