– Ч-ш-ш… – Лиза прижала палец к губам.
– Что-то случилось?
– Стерва! Дрянь! – громкое, злое доносилось снизу. -
Шалава! Как права была моя мать! Зачем?! Зачем я женился на тебе?! Как я был слеп! Убью тебя! У меня пистолет!
– Прячься! – прошептала Лиза. – Прячься! Прячься! – схватив Саню за руку, она в панике стала таскать его по всей комнате. – Куда?! Куда?!
Внизу раздалось два выстрела.
– Под кровать! Давай под кровать!
– Может… может, не стоит? Может, все ему объяснить? – опускаясь на колени, говорил Саня.
– Он убьет меня! А его охрана тебя. Дура, как я поддалась на твои уговоры, – причитала она, толкая героя-любовника под зад. – Ну что, пролез?
– Почти. Тут очень пыльно… – Саня чихнул.
– Не делай этого!
Саня снова чихнул: – Я непроизвольно!
– Я сама убью тебя.
Третий выстрел раздался на лестнице. Лиза кинулась к выключателю, комната осветилась электрическим светом. Она подскочила к столу, задула свечку. Завернутые в скатерть бутылка вина, коньяк и закуска полетели под кровать вслед за нашим героем. Громко захрустел матрас: Лиза легла.
Дверь с грохотом распахнулась.
– Где он? – переступая порог, в ярости кричал старик.
Лиза громко зевнула, потерла глаза и спросила:
– Барбосик, ты вернулся? – кровать заскрипела, женщина приподнялась на локтях. – Что-то случилось?
Старик внимательно оглядел комнату. Позади него, на лестнице, слышался топот приближающихся шагов, и двое охранников возникли за его спиной.
– Хозяин, мы нужны? – спросил один из них на ломаном английском. Телохранителей Дипалио нанимал из местных.
– Что здесь происходит?! – почувствовав неуверенность мужа, опытная женщина брала ситуацию под свой контроль. – Может, ты и в постель их к нам позовешь? Давай, вычтем у них из зарплаты. Если на сережки не хватает, будем экономить! – она уверенно перешла в наступление. Смело распахнув халат, выкрикнула с трагизмом в голосе: – Входите! И расскажите всем про жадного мужа, торгующего честью своей несчастной, измученной жены! Чего ждешь?! Давай! У меня ничего не осталось, кроме верности и чести. Бери и их!
– Оставьте нас! – приказал старик охране, прикрыл за собою дверь и не спеша прошелся по комнате.
– Странно.
– Старый ревнивый козел! Ворвался с пистолетом! Ха-ха! Я расскажу об этом Мелисе. Завтра все узнают! Позор! Какая низкая самооценка. Слабый, неуверенный в себе дуралей. Как ты мог хоть на секунду усомниться в моей верности! – Лиза заплакала. – Ты так меня не уважаешь? Не уважаешь ни на грамулечку…
– Мне позвонил Рафаэль, – произнес Дипалио виноватым голосом, – сказал, что у тебя кто-то появился. Вы никуда не пошли этим вечером, и он очень волновался за тебя. Сказал «или она больна, или ее дурачит какой-то мерзавец». Уверял, что тебя надо спасать.
– Ах, Рафаэль!!!
– Да, – прохаживаясь взад-вперед, сказал старик. – Просил денег… У него там кто-то… заболел.
– Ах, Барбосик, Барбосик, – говорила Лиза, качая головой. – Как низок ты сейчас в моих глазах. Где тот, кем я восхищалась? Я просила ожерелье, ты не купил. Обещал бусики, и где они? И после этого такая сцена! Другая давно завела бы себе десятерых. Это я, идиотка, со своими древними представлениями о супружестве…
Прошу, перестань размахивать этим пистолетом, он меня раздражает! Убери!
– А, этот, – пробормотал старик виновато, с усилием поставил на предохранитель, сунул ствол за пазуху, подошел к жене, присел на кровать и прижал ее голову к своей груди. – Не знаю, что на меня нашло. Все из-за… Помнишь виолончель, что я вчера выиграл? Тот прощелыга поставил ее в десять тысяч. Поехал, показал ее жадному Тою. Ты удивишься, знаешь, что он сказал? Я сам чуть в обморок не упал.
Все это время Саня, глотая пыль, с трудом сдерживался, чтоб не чихнуть, но все же короткий хрипящий бульк вырвался из его носа.
Старик насторожился. Лиза, спасая положение, зачихала.
– Чхи!.. Ты меня в могилу сведешь своей ревностью. Чхи!..
– Прости, ангел, – сказал старик, гладя ее по волосам. – Так ты знаешь, что он сказал?
– Откуда?
– Это очень древнее и, безусловно, редкое, работы неизвестного мастера… барахло. И за него он может предложить пятьдесят долларов. Пятьдесят долларов!
– Ну не шуми.
– Пятьдесят долларов! – повторил он. – Во сне не приснится! Как я ему поверил? Прощелыга, а! Попадись он мне – пристрелю! В муравейнике живьем закопаю. Знаешь, дорогая, самолюбив я. Вот сейчас понял, как самолюбив. За оскорбление с живых кожу готов снимать. Где ж его сейчас найдешь? Все бы отдал! Душу бы отдал! Стервец!
– И простил бы? – спросила Лиза.
– Что?
– Все простил бы и бриллиантами засыпал – да?
– Ты знаешь, где он?
Лиза усмехнулась:
– Хо-хо… сначала ответь.
От напряжения Саня сжался, как пружина:
«Сдаст!»
– Дело принимает интересный оборот, – заметил Кубинец.
– А ведь как она тебя любила, – злорадствовала Рита. – Наш ты Барсик. Твою шкуру она на стену повесит, как напоминание о безумном вечере страсти. Как ты ее поцеловал! – Я запомнила.
Старик усмехнулся.
– Хе-хе… Где ты его найдешь? Он давно в Мексике или в Канаде. Говорил, у него там картинная галерея. Врал, конечно. А ты говоришь… Женщины, чего вы только не придумаете ради своих любимых безделушек. Ладно, держи, – с этими словами он полез в карман.
– А-а-а! – восторженно заголосила Лиза. – Ты купил их! Мой Барбосик! Как ты решился?! Это же огромные деньги! Ты так меня любишь! Так любишь!
От крика у Сани зазвенело в голове, он закрыл уши, но это почти не помогло.
– Какая прелесть! – вопила женщина. – Нет, ты посмотри! Посмотри! Со мной что-то происходит! Я вся горю! Я взорвусь! Иди ко мне! Я хочу опробовать эти сережки. Мы сделаем это в них. Как они возбуждают!
На кровати началась подозрительная возня. Матрас ритмично заскрипел. Деревянные ножки стали шататься из стороны в сторону. Казалось, еще пара толчков, и супружеское ложе свалится прямо Сане на голову.
«Как я докатился до этого? – карал он себя. – Гнусный, презренный любовник. Без пяти минут альфонс.
Любая старуха может мной попользоваться и запихнуть под кровать, когда ей вздумается. Я классическое ничтожество».
– Обрати внимание, – добавил Кастро, – бабуля, и та пренебрегла тобой. Хе-хе… Предпочла своего старикашку. Как с этим жить? Я бы предложил тебе покончить с собой, но знаю, у тебя не хватит духу.