Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
И ушел. Я пожала плечами, сверток на полку положила, нашла таблетку, вернулась к столу.
Когда вошла в комнату, увидела своих, сидящих в торце стола, меня больно укололо чувство неединения с ними. Обе дочери зареванные, с распухшими носами, у мужа лоб в хмурых морщинах, про отца и говорить нечего — совсем жалкий. А я… искренней глубокой скорби я не испытывала, только голова раскалывалась.
Через два дня муж и девочки уехали, а я осталась уговаривать отца переехать к нам. Папа решительно отказывался, твердил:
— Хочу здесь жизнь закончить. Тут могилки моих дорогих жен, Гали и Светы, буду за ними ухаживать.
Кладбище от нашего дома далеко, но добираться удобно. Сел на автобус — и до конечной. Ездили мы с отцом на кладбище каждый день. Я сидела на скамеечке у маминой могилы, пока отец стоял над свежим холмиком с венками Светланы Петровны. Потом он приходил к маме, а я торопливо шла к воротам, ждала отца у выхода. Потому что слушать его беседы с мертвыми не было никаких сил. Он говорил с мамой как с живой, будто не виделся с ней со вчерашнего дня:
— Здравствуй, Галочка! Вот я пришел. Новостей особых нет, ночью заморозки обещают. Да, внучки звонили! Я Светлане Петровне забыл сказать, голова садовая. Твою оградку мы с ней прошлой весной красили. А теперь мне две оградки красить. Серебрянка еще осталась, но я думаю бронзовой прикупить. По низу от поребрика черной, потом бронзовой, а пики на ограде серебрянкой. Мне кажется, красиво будет. Сейчас вот и Свете рассказывал, советовался. Веночки у нее на могиле как свежие…
Я понимала, что папа то ли от горя, то ли от старости слегка тронулся умом. Но с другой стороны, это его помешательство напоминало спасительный кокон. Вырви его оттуда — и сердце разлетится на кусочки от боли.
У меня отпуск, а делать решительно нечего. Под «делами» мы обычно понимаем срочную и не терпящую отлагательства работу. Таковой не имелось. Но там, где есть дом, хозяйство, женским рукам всегда найдется занятие. Я начала генеральную уборку с элементами ремонта. В каждой комнате по очереди белила потолки, мыла стены, перетряхивала содержимое шкафов. Отцу моя бурная деятельность была не по душе, хотя по мере сил он помогал. Вещи, что я приготавливала на выброс, он тайком уносил в сарай и прятал.
Стопка писем, которую передал мне Витя Шумаков, не затей я большую уборку, наверняка потерялась бы, ведь я о ней совершенно забыла. Какое отношение ко мне имеют чужие письма? Оказалось — самое непосредственное!
Это были письма Вити ко мне из армии. И я ему отвечала!
То есть какая-то самозванка мое имя присвоила и строчила Вите послания! Очковтирательница! Лгунья! Аферистка! Пусть это было в прошлом столетии, все равно противно!
Но когда я вчиталась, гнев мой растаял. Не могла оторваться. Их было много, за полтора года. Я сидела среди ведер с водой и побелкой, разбросанных вещей, одетая для малярных работ, и жадно читала. Заглянул отец, напомнил, что пора ехать на кладбище.
— Поезжай один. Справишься?
— Конечно! — Он даже обрадовался. — Ты, дочка, считаешь меня беспомощным, и напрасно! Вот увидишь, какой я еще молодец!
— Ладно, молодец, не забудь палку взять и, если в автобусе место уступят, не геройствуй, садись!
Папа ушел, я вернулась к чтению писем.
Вите Шумакову очень плохо было в армии. Он не жаловался, описывал солдатские будни, но между строчками безошибочно угадывалось жуткое отчаяние. Всего не процитируешь, но мороз по коже пробирал от слов:
«Вчера мыли туалет, скоблили бритвами, меня два раза стошнило», или: «Один парень у нас повесился. Хорошо ему, отмучился», еще: «Мне иногда не верится, что где-то есть, была, другая жизнь. Там книжки читают и девушки в легких платьях. Как на Марсе. Не верю, что попаду на Марс».
Как бы «я» слала ему очень хорошие ответы. Успокаивала, призывала потерпеть, рассказывала смешные истории и говорила, что с нетерпением жду его писем.
Кто из моих бывших подружек постарался? Я их помнила смутно, но несколько кандидаток в уме держала. Особенно на одну грешила, круглую отличницу и тихоню. Потому что «мой» почерк в письмах был каллиграфически аккуратным и часто упоминались пафосные слова про смысл жизни из книги «Мудрые мысли». Я такие цитаты в школьные сочинения для хорошей оценки вставляла, их учительница любила. А в речи никогда не употребляла! Я же была нормальной, может, слишком заносчивой…
Вите, как он сам признавался, «мои» письма здорово помогали. Постепенно он привыкал к армейской жизни. Отчаяния стало меньше, зато буйно росла любовь ко «мне». Витя мечтал, как мы встретимся, просил описать мой день от пробуждения до ночного сна, чтобы каждую минуту знать, что я в данный момент делаю. Долго умолял о фото, наконец получил. Это была я безо всяких кавычек — на первом курсе института.
Ход совершенно непонятный. Если ты питаешь интерес к парню, можно прикрыться чужим именем. Но чужим обликом? При этом самозванка не была инвалидкой, прикованной к постели. Ходила в кино, на танцы, занималась спортом, о чем сообщала в своих, то есть «моих», посланиях. Внешне уродлива? Как же она выкрутится?
Письма были разложены строго по датам, по два конверта скрепкой соединены — Витино письмо и ответ. Сначала я листочки на место вкладывала и скрепочку возвращала, а тут стала торопливо доставать их, не заботясь о порядке.
На пылкие признания Вити «я» взаимностью не отвечала, юлила и призывала отложить объяснения до его приезда. Настойчиво просила Витю не акцентировать внимания на чувствах.
Наверное, у девицы, которая за моей спиной пряталась, другой парень появился, и она не знала, как с Витей распрощаться.
Витя то же самое подозревал, умолял: «Скажи мне честно!!! У тебя кто-то есть???» Он не скупился на восклицательные и вопросительные знаки. Парня просто корчило и корежило от неразделенной платонической любви. А «я» трезво и взвешенно ему писала, что образ, который он придумал, может разбиться о реальность и нанести ему душевную травму.
Точно, дурнушка! Потому что в те годы я своей внешностью вряд ли могла кого-нибудь травмировать.
Витя бомбардировал письмами, а «я» ленилась отвечать. Скрепка держала по пять его страстных посланий и «мою» открытку с поздравлениями на Новый год или двадцать третье февраля.
Последняя пара писем. Очевидно, Витя дошел до ручки, потому что стал шантажировать и прямо угрожать: «Если не ответишь, не объяснишь, почему переменилась, я убегу! Буду дезертиром, пойду под суд! Но я должен знать!!! Света!!! Умоляю!!!»
Ответное письмо не очень длинное, и я приведу его полностью.
«Здравствуй, Витя!
Пишет тебе Светлана Петровна, мачеха Светланы. Мачеха — неприятное слово, и участь эта не из завидных. Да что поделаешь? Ты, сыночек, уж, наверное, по почерку догадался, что не Света, а я состояла в переписке с тобой. Не обижайся! У меня сердце кровью облилось, когда твое первое письмо открыла. Не специально, нечаянно — ведь мы обе Светланы, вот и думала, что мне.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
