извивы моей души!
В конце концов и это чтение надоело.
Как-то с утра, не вынеся смертельной скуки, я принялась за чтение учебников черной магии. В одной из книг я увидела старинную гравюру, изображавшую «Торжество Люцифера». Меня будто по голове шарахнуло: я видела эту мерзкую морду, причем не в книге, а как-то более живо, то ли в кино, то ли по телевидению. Но в своем доме я этого держать не хочу! Я вырвала страницу из книги и повернулась к Лопоухому:
— У тебя есть спички?
— Ты что, хочешь курить? Ведь ты не куришь!
— Не спрашивай, просто найди и дай мне спички… — Он как раз сидел возле курительного столика, на котором лежали сигары, сигареты, трубки, и, конечно, где-то там должны были быть спички. Он нашел их и перебросил мне через стол. Я скомкала страницу, положила ее в пепельницу и подожгла. Она вспыхнула, и пламя мгновенно взлетело до самого потолка, метнулось по нему в сторону окна и охватило легкие шелковые занавески.
Я схватила Лопоухого за руку:
— Бежим! Быстро, иначе сгорим!
Мы едва успели выскочить из дверей виллы, пожар гнался за нами огненным драконом. Мы выбежали на веранду и помчались вниз по каменной лестнице, к воротам, возле которых стоял наш автомобиль. Мы были еще на середине лестницы, когда раздался грохот и снизу на нас пахнуло жаром: это вспыхнул и взорвался наш крайслер.
Лопоухий схватил меня на руки и, перепрыгнув через перила, помчался напролом через розовые кусты в сторону от лестницы, по которой из дверей дома с шумом несся поток огненной лавы.
Он успел. У меня обгорели лишь брови с ресницами да подол платья, а он только ободрался о колючки, пробираясь через кусты, да слегка опалил свой белый костюм.
Мы подбежали к воде, пугая своим видом пляжную публику, и с размаху бросились в море.
В воде мы скинули с себя обгоревшую, ободранную одежду и наскоро соорудили себе купальные костюмы. Потом мы вышли на берег совсем в другой стороне пляжа.
— Что ты наделала? С чего тебе вздумалось поджигать наш дом? — спросил Лопоухий, когда мы отлежались на песке и успокоились. В его голосе прозвучали давным-давно забытые ноющие интонации.
— Тебе что — жалко?
— Еще бы! У нас никогда больше не будет такого дома…
— Ты всегда так говоришь! А потом оказывается, что все к лучшему…
Он замолчал, а потом предложил нечто толковое, я даже удивилась:
— Я опасаюсь полиции: ведь мы устроили пожар. Давай снова станем такими, какими встретились здесь.
— Это ты здорово придумал!
Мы быстренько вернули себе молодость и красоту, я даже не забыла соорудить себе фиалковые глаза. Лопоухий взглянул на меня и поморщился.
— Ты чего?
— У тебя вид рафинированной шлюхи.
— А ты похож на курортного жиголо! Так что мы с тобой пара.
— Надо уходить из этого города, — сказал он. — Здесь все помнят двух смешных стариков, какими мы были. — Ого, какой прогресс!
Но тут же он пояснил:
— Я не вынесу тебя в этом шлюшном виде.
— А как же тайные извивы моей души?
Этот вид очень соответствует героине дамских романов.
— Да пошли они к дьяволу!
— Тс-с!
— Ты чего испугалась?
— Почему ты так сказал? Только не повторяй. Просто подумай и скажи, почему ты послал героинь женских романов по этому адресу?
— Да не знаю. Просто так говорят, вот и все.
— Нет! Ты назвал определенное лицо.
Только не называй его еще раз! Я точно знаю, что это опасно. А еще я, кажется, начинаю догадываться об одной очень важной вещи…
— Опять что-то выдумала!
Я задумалась, идя рядом с ним. Он несколько раз пробовал со мной заговаривать, но я махала на него рукой: не мешай мне думать!
Потом мы решили выпить кофе и присели за столик уличного кафе. Лопоухий взял для меня двойной эспрессо и большую кружку простого кофе с молоком и сахаром для себя.
Наконец, когда кофе был выпит, он не выдержал:
— Так о чем ты думаешь? Намечаешь маршрут нового путешествия?
— Глупости! Я думаю вот о чем. Ты помнишь душеедов в лагере и в сером городе?
— Еще бы! Конечно, помню.
— А ты помнишь, что у них там была своя иерархия?
— Да. Одни были мелкие, превратившиеся в душеедов из особо злобных барачников, а другие, самые страшные, прилетали откуда-то со стороны. Еще были дикие душееды…
— Не о них речь! Я теперь знаю, кто был над ними главный, кто хозяин над всеми этими краями: пустыней, озером Отчаяния, лагерем и серым городом…
— Но ведь не над этим же городом, правда? — с жалкой надеждой спросил он, уже зная ответ.
— И над этим городом тоже, — беспощадно ответила я.
— Какой ужас!
— Да, но не в этом дело. А дело в том, что должна быть и другая сторона мира, а над ней — другой хозяин. Послушай: существует Зло и хозяин над ним. Но мы с тобой все время чувствуем, что нам оно враждебно, что мы не хотим жить под властью Зла. Так?
— Положим, что так.
— И нам совершенно ясно, что кроме зла существует и Добро. Так?
— Только его очень мало.
— Сейчас не это важно. Слушай меня.
Если Зло подвластно тому, кого ты только что нечаянно назвал, а это то же самое существо, чье изображение я сожгла, то мы с тобой знаем, что это страшная сила.
— Лучше об этом не думать!
— Надо думать, Лопоухий, надо! Так вот, что из этого следует? Если есть Зло и его творец, и если есть Добро, — то и у Добра должен быть еще более могучий властелин!
— Почему?
— Да потому, что даже здесь, где явно царит Зло, мы с тобой, два дурачка, стремимся к любви и добру. Понятно?
— Не очень, но все равно здорово. Ты такая умная!
— Оставь это. Теперь надо думать, как найти Того, Кто правит Добром! Если бы только вспомнить, кто Он и как Его зовут? Тогда мы были бы спасены.
— Ну и как это узнать?
— Не знаю. Попробуем расспрашивать людей в городе: вдруг кому-то это известно?
Мы наскоро составили план действий и отправились в город. Мы бродили по улицам и паркам, подходя к разным людям и задавая им одни и те же вопросы:
— Мы проводим социологический опрос жителей нашего города. Скажите, вам здесь нравится? Вы не скучаете? Вы хотели бы уехать отсюда?
Падкие на внимание к своей персоне горожане с удовольствием подвергались тестированию. Большинство людей жизнь в городе полностью удовлетворяла, но
