Я цокнула языком.
- Блин, ну а ты как думаешь? Коршун, конечно.
- Так его Дима зовут?! Вообще не подходит не фига! Дмитрий Коршун, очуметь! Даже тебе эта фамилия больше идет!
- Гоша! – прикрикнула я, чтобы он перестал ржать. – Вот не об этом сейчас! – боже, хоть бы эти двое при встрече это друг другу не стали говорить! Один с фамилии смеется, другой с имени. Взрослые мужики!
- Кис, а какую рамку-то?
- Красивую! Из дерева!
- Блин. Вот что-то мне подсказывает, что у нас с твоим Димой Коршуном понятия о красоте не совпадет. А хотя… в тебя же мы оба втрескались! Ладно, я поищу рамочку, не переживай. Когда надо тебе это доставить?
- Ты к Лизке принеси, там и заберу.
- Окей! Сделаю! А подписывать птичке птичку будешь?
- Черт, подписать же еще надо! – вспомнила я. – Слушай, ну из рамочки же можно будет рисунок достать?
- Ну да. Все тогда, помчался я искать рамку!
- Спасибо, Гоша!
- С тебя потом еще такой рисунок! У меня уже клиент на птичку нарисовался!
- Хорошо! – засмеялась я.
Мы попрощались, я побрела в палату. Таня собирала вещи, а Оля с тоской за этим наблюдала, иногда тяжело вздыхая. Я присела на свою кровать и тоже вздохнула.
- Чего уже случилось? – заметила Оля мое настроение.
Я поделилась с девчонками горячими новостями последних дней, о которых раньше молчала, не сказала теперь только лишь о душе, это уж совсем личное. В итоге Таня приняла мою сторону, Оля – сторону Коршуна. А потом они долго еще вели дебаты по поводу того, стоит ли мне звонить ему прямо сейчас, или нет. Зачем был этот спор – я так и не поняла, сегодня я доктору звонить и не собиралась. Но девчонки моего мнения и не спрашивали, спорили между собой, а я спокойно собирала сумки. Ну, как – спокойно? Конечно, все мои мысли заняты только это дурацкой ссорой, но я старалась держаться и не быть тряпкой. Это не я виновата.
Так наступило время готовиться ко сну, я сходила в душ, потом уселась в кровать и взяла в руки телефон. Да, звонить я ему не собиралась, но ведь смс написать могу? Вернее, стоил ли? Обиженный молчит, а я себя виноватой не считаю. Да и вообще, мы с девчонками пришли к выводу, что ситуация, из-за которой мы поругались – глупая. И я так же думаю, но извиняться не стану! Ну, или только после обидчивого льва. Надо же, даже повстречаться толком не успели, а уже разругались! Да, он был прав, весело нам будет вместе. И, кстати, в кое-чем и я оказалась права! Семь лет у нас разница, а не восемь, потому что уже в этом ноябре мне стукнет двадцать два. Операции Коршун делает отлично, а вот считаю все же лучше я.
Мельком бросив взгляд на свои собранные сумки, я задумалась. А не зря ли я их собрала? Он ведь с психу мог и передумать насчет моей выписки, проучить меня, типа. Как тогда со снотворным. Я вздохнула. Надеюсь, что нет.
Ладно, напишу.
«Спокойной ночи.» - больше не знаю, что добавить. Да он вряд ли и на это ответит.
К счастью, я не всегда оказываюсь права, но его смс, как и моя, не была красноречивой.
«Спокойной.» - даже еще короче.
Стоит написать «я тебя люблю», или сказать это завтра? Но ведь он и трубку может не взять. Тогда, значит, напишу смс и завтра. Я и так сейчас первый шаг сделала, а он – только половину!
Я еще немного подождала, что Коршун признает свою вину и все же напишет мне что-нибудь еще, но чуда не случилось. Пришлось лечь спать, так и дуясь на своего доктора.
Танька проснулась первой, намарафетилась так, будто ее не из обычной больницы выписывают, а из роддома, причем с тройней, как минимум! Нашу красотку даже медсестры не узнали, она ведь тут обычно страдалицей была, а сегодня – прямо моделька!
Я, конечно, тоже привела себя в порядок, нацепила длинный сарафан цвета морской волны, чтобы спрятать расчесанные из-за чулок ноги, а Оля заплела мне две шикарные косички. Я сегодня почти русская красавица, кокошника только не хватает!
В девять позвонил Гоша, отчитался, что мой подарок почти готов, осталось только подписать, и что он выезжает к Лизке, которая уже несколько раз ему позвонить успела и места себе не находит, ожидая нас. Милый Гоша, не зная, что из больницы я вернусь одна, сообщил сестре о дне рождения моего доктора, и Лизка дома уже пир готовит, стараясь показать себя с лучшей стороны, как я и просила. А я не решилась сказать Гоше, что напрасно они там суетятся. Блин, ну почему мы так не вовремя поругались?! И ничего бы не было, если б кто-то не партизанил о своем дне рождении!
Все утро я вертела в руках телефон, трусила набрать его номер. Мне было не страшно с ним поговорить. Мне было страшно, что он может не ответить.
Так, за моим страхом, время подошло к обеду, Танька не стерпела, пошла в ординаторскую требовать свою выписку. Мы с Ольгой остались вдвоем, выглядела она печальной.
- Что вот я теперь делать тут буду?! – вздыхала Оля.
- Пить корвалол с кем-нибудь другим! – пошутила я.
- Котенок Гав ведь уедет, а мне только с ним пьется! – засмеялась она.
- То есть, где корвалол достать – это для тебя не проблема?
- Ой, аптек, что ли, мало?
- Действительно! А ведь еще можно ночью процедурку ограбить! Вы ж хотели!
- Алис, звони, ладно? – с грустью попросила моя пока еще соседка по палате.
- Конечно! – радостно отозвалась я. Мы будем дружить и дальше! – И ты тоже звони!
- Естественно! Я планирую еще на вашей с Коршуном свадьбе погулять!
Теперь вздохнула я.
- Блин, все позвонить ему боюсь…
- И зря! Понятно, он тоже не прав, но ведь поздравить же нужно человека!
- Да знаю…, - я опять взяла в руки телефон, но в палату влетела счастливая Таня.
- Ура! Добби свободен!!!
- Смотри, у нее даже голос прорезался! – рассмеявшись, заметила Оля.
- И голодный вид пропал! – согласилась я.
Таня положила на мою тумбочку лист бумаги.
- А вот твоя свобода! Там сегодня наш несостоявшийся маньяк, как там его зовут?
- Илья Алексеевич, - улыбнулась я.
- Во! – кивнула Таня. – Он. Отдал и твою сразу. А то, говорит, Кузнецова ведь спешит.
- Угу. Никуда уже Кузнецова не спешит, - пробормотала я.
- Может, тебя подвезти? – предложила Таня. – За мной там как раз уже приехали.
- Нет, спасибо, я сама доберусь. Пошли, вместе спустимся, с улицы позвоню своему имениннику, поздравлю.
Мы подхватили свои сумки, простились с печальной Олей и вышли из палаты. По пути в лифт кивали на прощание знакомым лицам, медсестры смотрели с улыбкой (кроме одной стервы, она почти прыгала от радости, что я ухожу), а товарищи по несчастью глядели с завистью.
