к пробою.
Константин Викторович, как и обещал, с нами не пошел, и его место занял тридцатисемилетний, ранее мне незнакомый оборотень, худющий настолько, что не падающая с него снаряга вызывала удивление — казалось, на таких плечах даже лямкам майки не удержаться, однако и броник, и автомат, и рюкзак висели как полагается. Звали нового знакомого «просто Вадим, без отчества», и помимо худобы он выделялся покрытой коротким «ёжиком» головой.
На поляне я уже совсем привычно взял за руку физрука, мы миновали «тамбур», и я выбрал пробой через два слева от «испанского». С той стороны меня ждало бледно-оранжевое, закатное небо, освещающее вызвавшую дрожь и оцепенение картину: в паре метров от меня пара окровавленных, испачканных блестящей, бледно-голубого оттенка слизью волков когтями и зубами рвали огромных, под два метра «в холке», похожих на муравьев насекомых. Нужно бежа…
В следующую секунду Геннадий Петрович подставил мне подножку и скомандовал:
— Три «Бэ»!
«Что еще за „три бэ“»? — подумал я, а дальше все мысли выбил треск оживших автоматов. Поле зрения закрыли ноги, а закрывшиеся от страха глаза окончательно лишили возможности видеть происходящее. Страшно! Очень-очень страшно! А если бы я сюда один пришел⁈ Нет уж, один я в незнакомые порталы никогда и ни за что не сунусь! Если выживу, а выжить очень-очень хочется!
— К нам! — рявкнул физрук, треска стало меньше, меня схватили за руку и скомандовали. — В пробой! Быстро!
Точно! Там — хорошо, спокойно и безопасно! Ноги словно сами нашли нужное направление, и я едва удержал равновесие, ввалившись в тамбур. Геннадий Петрович, не отпуская руки, толкнул меня в спину и втянул в тамбур наших — Игорь и Юра в свободных от ладоней друг друга руках держали лапы ошалело трясущих головами, слепо таращащихся в темноту, волков.
— Спокойно! — скомандовал Геннадий Петрович. — Идем дальше! — это уже мне.
И снова шаг словно на автомате.
Оказавшись на поляне, волки осмотрелись и начали трансформироваться. Когда-то я смотрел ужастик про оборотней, там этот процесс сопровождался клоками шерсти, болезненным воем, треском мышц и обильным кровотечением, но здесь ничего такого не произошло: шерсть спокойно втянулась в кожу, спины распрямились, челюсти уменьшились до нормального размера, и через пару секунд на травке сидели двое на зависть мускулистых, покрытых почти не кровоточащими порезами, царапинами и укусами, рослых блондинов — ночного света определись цвет волос вполне хватало.
— Откуда? — спросил их Геннадий Петрович.
— I don’t understand, — покачал головой левый.
— Who are you? — спросил в ответ правый.
— Андрей? — посмотрел на меня физрук, мягко высвободил сжимаемую мной изо всех сил ладонь и тихонько спросил. — Испугался?
— Нет! — аж подпрыгнул я. — Мне-то чего бояться? Ну жуки, ну стрельба! Да я и не такое виде… — в горле встал ком, я закашлялся и рухнул на четвереньки.
Трясущиеся руки подкосились, и только схвативший меня за предплечье Геннадий Петрович не дал рухнуть на землю.
— What a f***k is going on here? — словно издалека донеслось раздраженно-недоуменное.
— Андрей, все хорошо, просто у тебя шок, — монотонно забубнил Геннадий Петрович. — Это нормально, первый раз у всех так, ты еще молодец — вон, штаны новые не обоссал. А попал-то прямо в пекло, без подготовки, без инструктажей, без брони и безоружный, — вздернув меня на ноги, он широко улыбнулся, показав белеющие в ночи зубы, и свободной рукой хлопнул меня по бицепсу. — Мужик!
— Мужик! — эхом отозвался Игорь.
— Из самой жопы нас вытащил! — а это Юра.
— Я первый раз с жуками еще обычным человеком воевал, в армии, — подключился Вадим. — Обосрался, прикинь? И вот вообще н***я не стыдно — у нас все, кроме лейтенанта тогда обосрались.
Икнув, я втянул воздух и начал ржать, трясясь всем телом, пуская слезы и сопли и что-то неразборчиво даже для самого себя приговаривая.
— Хорош! — гаркнул Геннадий Петрович. — Сюда все, шмотки запасные этим двоим! А завтра попойку устроим, в честь нашего Андрея!
— Не надо! — сдавленно хрюкнул я. — Завтра же у Светы день рождения.
— Пришел в себя? — совсем другим, привычно-спокойным тоном спросил физрук.
— Пришел, — кивнул я, снял его руку с предплечья и спросил голых мужиков. — Америка?
— Америка! — радостно закивал правый.
— Американцы, — перевел я для остальных. — Че спросить?
— Спроси, откуда мы их забрали, и что они там делали, — ответил Геннадий Петрович.
Я спросил, и правый быстро, с мешающим разобрать суть характерным «техасско-деревенским» акцентом, затараторил.
— Помедленнее, пожалуйста, — попросил я. — И попроще.
Кивнув, он начал рассказывать медленнее и проще. Пока он говорил, на полянку успели выбраться наши и выдать мужикам камуфлированные штаны, зеленые футболки и фляжку с водой, к которой сразу же припал левый.
— Три часа назад в двадцати трех километрах от Сент-Луиса открылось окно, наше подразделение оказалось ближайшим. Какая-то сука в штабе решила, что нас хватит. Когда мы зачистили первую группу жуков, из окна полезла следующая — я насчитал больше сотни. Чтобы не попасть в окружение, мы начали отступать. Когда в живых остались только мы с братом, командование приняло решение ударить ракетами. Я на такое дерьмо не подписывался! Какого черта в штаб набирают идиотов? Если бы не вы, нам бы пришел конец. Я — ваш должник, парни. Но кто вы? Очень много матерится, — добавил я «от себя».
— А кто бы на их месте не матерился? — не стал осуждать физрук. — Переводи обратно. Вы — в России, в Сибири. Меня зовут Гена, я — командир сводного отряда… Не успеваешь? — заметил мою заминку.
— Не знаю, как перевести «сводный отряд», — признался я.
— Раша! — схватился за голову правый. — Ви а факд!
— Держи себя в руках, Джим! — рявкнул на него правый. — Сорри, продолжайте. — Это нам.
— Правый очень расстроился, что попал в Россию, а левый его успокоил, — перевел я для Геннадия Петровича.
— Переводи как сможешь, только чтобы понятно было, что мы — не регулярная армия, — велел тот.
— Мы — деревенское ополчение, — подобрал я слова. — Не армия, — добавил на всякий случай. — Оборотни. Не будете создавать проблем — мы вас не тронем. Но если попадете в руки правительства — вам конец.
— Факин коммис! — простонал правый.
— Грёбаные коммуняки, — мстительно перевел я, но, будучи отходчивым парнем, перевел и слова левого. — Мы не будем создавать проблем, мистер Гена.
— Посовещаться надо, — взял паузу Геннадий Петрович.
Я перевел, и оборотни сбились в кучку. Нет, ничего не слышу. Шептались и американцы — этих тоже не слышно. Поняв, что у меня трясутся ноги, я уселся на траву и спрятал лицо в ладонях. Плакать не хотелось, смеяться — тем более. Такое чувство, что все эмоции куда-то исчезли, спрятавшись под толстым слоем жалости к себе. За что мне это все? Я
