трудом понимала, что происходит. Казалось, что это меня должны приговорить к смерти — настолько громко я кричала. Слезы, мольбы, брыкание и лягание — ничто не помогало мне вырваться из крепкой хватки. Успокоилась я только когда несчастного паренька подвели к бочке и помоги на нее забраться. Господин Камминг лично накинул на шею Олли веревку, он что-то говорил, обращаясь в толпе, однако его слов я не слышала. Затаив дыхание, я огромными от ужаса глазами наблюдала за развитием событий. В ушах стучала кровь, а сердце в груди колотилось с невероятной скоростью. Рядом с деревенским старостой стоял кузнец, готовый выбить из-под подсудимого последнее, что связывало его с жизнью. Он уже разминал руки, приготавливаясь к исполнению правосудия, как вдруг из задних рядов послышался надрывный женский крик:
— Томас! Смотрите, там Том идет! Вон он, от леса по опушке бредет в нашу сторону!
— Ну что опять? — господин Камминг, уже готовый отдать приказание помощнику, обернулся на подопечных. — Госпожа Фидлер, что вы там увидели?! Если нет ничего особенного, так прекратите мучить человека! Мы его с самого утра мурыжим, ничего нормально сделать не можем! Так, Ал, готов?
Однако кузнеца остановил крик очередного соседа. Мужчина, стоявший в задних рядах, взволнованно махал руками, показывая в сторону леса.
— Стойте! Это же действительно Том идет!
— Как Том? Он же пропал неделю назад! — в голосе старосты прибавилось раздражения.
— А ты сам посмотри, тебе сверху виднее!
Все собравшиеся на поляне обернулись к лесу. Люди негромко перешептывались, а на лице господина Камминга было такое выражение, будто он увидел приведение. Спрыгнув с бочки, он медленно направился сквозь односельчан к кому-то, спешившему в нашу сторону. Я прекратила свое брыкание, и, вытянув шею, увидела, как по полю шагает рослый человек. Это был высокий мужчина с крепкой фигурой, одетый в серую, помятую куртку. По мере его приближения мне все больше казалось, что это местный лесник. Весь его вид говорил о том, что этот человек провел как минимум несколько дней вдали от цивилизации. Однако жители Бонема ему явно обрадовались. Когда прошел первый шок, ему навстречу бросились несколько женщин из задних рядов, они кричали слова приветствия. Следом за ними потянулись и мужчины. Скоро все, кто полчаса назад осыпал Оливера камнями и проклятиями, совершено забыли о своей жертве. Поняв, что в его услугах больше не нуждаются, Ричард отпустил меня и направился вместе со всеми приветствовать чудом спасшегося товарища.
С трудом удерживая дрожь, я кинулась к оставшемуся без внимания пареньку. Он стоял на бочке, закрыв глаза и запрокинув голову, а на лице у Олли сияла такая улыбка, будто все его желания мигом сбылись. Кузнец, который остался рядом с пленником, изумленно присвистнул:
— Надо же… Все-таки невиновен! А ведь еще бы чуть-чуть — и прикончили бы мальчишку! Повезло вам, ребятки.
Видя, что я никак не могу забраться на эшафот, мужчина легко подсадил меня. Мне казалось, что бочка не выдержит веса двоих, что она провалится, и несчастный Олли все же погибнет. Отогнав от себя ужасные видения, я поспешила скинуть с его шеи веревку. Еще минута — и счастливый паренек спрыгнул на землю.
Кузнец оказался человеком не злым: убедившись, что Олли не виновен, он распутал узлы, стягивающие его запястья. Забыв и о ежедневных ссорах, и о постоянных перепалках, я крепко обняла юношу — в ту минуту мне казалось, что я помогла лучшему другу вернуться из мира мертвых. Молодой человек усмехнулся и уселся под дубом, увлекая меня за собой. Он был спокоен, будто предвидел подобное развитие событий, меня же все еще била крупная дрожь. Очнулась я от оцепенения только когда нас накрыла массивная тень господина Доусона.
— Ну здравствуй, квартирант. — проговорил он внушительным басом. Олли открыл глаза и с улыбкой уставился на хозяина, будто только что его увидел. Прижав меня к себе, юноша вежливо кивнул собеседнику. Вид этого человека, строго смотрящего в мою сторону, вызывал у меня оторопь.
— И вам доброго дня! А у нас тут, как вы могли обратить внимание, небольшое представление, я в нем по вашей милости главную роль исполняю. Честное слово, я еще никогда не был так рад вас видеть!
— Что ты в моем доме устроил?
— Ничего, там все, как было до вашего исчезновения! Клянусь собственным спутником!
— А вот Крис говорит, что ты меня убил своими взрывами.
— Я не имею ни малейшего представления, откуда пошла эта ересь! Поверьте, я все утро пытаюсь доказать всем, что я никого не убивал.
— А еще все соседи говорят, что последнюю неделю ты устраивал взрывы по несколько раз на дню!
— А вот этого отрицать не буду, что есть, то есть. Вы же разрешили проводить опыты!
— У нас уговор был об одном чудачестве в неделю! — прорычал мужчина. — А тут люди говорят, что ты не затыкался в течении семи дней! Как ни глянь на дом, все из него дым валит! Что же, почувствовал свободу?! Стоило мне ненадолго отлучиться, как ты хозяином себя возомнил?!
Несмотря на грозный тон господина Доусона, Олли оставался совершенно спокойным. В его голос вернулась та веселость, что была присуща юноше.
— Мои изыскания почти увенчались успехом. Я почувствовал, что на верном пути, вот и решил немного расширить наш договор. Все ради науки! Не мог же я и дальше стоять на месте, когда я, возможно, близок к важному открытию?!
— Немного?! Да ты не успокаивался всю неделю, что меня не было!
— Кстати, вы могли бы и предупредить меня, ну или господина Камминга, что собираетесь надолго уходить! Меня закидали камнями и чуть не повесили, еще бы минута — и я бы болтался на веревке!
— Я не обязан отчитываться о своих действиях перед мальчишками, снимающими у меня комнату.
— А топор ваш? Это же был основной аргумент за то, чтобы прикончить меня!
— Это? Это запаска, основной вот, со мной. Что я, по-твоему, на работы без своего инструмента пойду? — мужчина действительно держал в руках внушительных размеров топорище. — Мы еще не закончили говорить о твоем поведении. Ты мало того, что соседям жить спокойно не давал и портил мой дом изнутри, так и девок еще водил!
— С чего вы это взяли? — хмыкнул паренек.
— Как с чего? А вот это кто рядом с тобой?
— Это Ника, моя сестренка. — Олли ухмыльнулся еще шире. Врал он так легко и естественно, что придраться к его словам было просто невозможно.
— Я же сказал, никаких девиц в моих стенах!
— Что, даже сестричке нельзя?
— Никаких баб!