от стыда. Мне не следовало думать вслух.
— Подвох тут в том, — сказал я, — что если вы не рассматриваете эти два случая как одно дело, то вы должны произвести два следствия. Одно по Фоули Армстронгу и другое по трупу на Дартаунской дороге.
— Ты псих, Хантер. Ведь тут лишь одно твоё слово, что будто бы…
— Нет, — перебил я его. — Здесь нечто большее, чем моё слово. Здесь состав преступления. Как шериф, вы знаете, что это необязательно подразумевает наличие трупа. Достаточно одного лишь свидетельства, что преступление совершено. А мой рассказ да плюс кровь, найденная нами на Дартаунской дороге, как и то, что доктор Корнелл установил, что это кровь человеческая, образуют состав преступления, достаточный для того, чтобы возбудить следствие.
Он вдруг усмехнулся, чем подивил меня.
— Если ты и вправду так считаешь, — сказал шериф, — то я возбужу следствие. Только немного обожду, чтобы накопилось больше фактов. Недели, так скажем, две. А тем временем мне придётся попридержать тебя как важного свидетеля. Я слышал, ты этим вечером собрался вернуться в Чикаго. Боюсь, всё это может помешать твоим планам.
Я усмехнулся в ответ, чему опять подивился. Ловко он меня подловил, даже и не возразишь. А шериф, вероятно, мировой парень! И у него, если на то пошло, могли быть резоны держать моё свидетельство о произошедшем ночью в среду за рамками следствия по Армстронгу. А может, это просто обычная полицейская скрытность по вопросу о преступлениях, которые ими ещё не раскрыты. Профессиональная болезнь.
— Сдаюсь, — ответил я, пожав плечами. — Где у вас пишущая машинка? — И в приёмной конторы я сочинил требуемые заявления, описав оба дела насколько мог кратко. Кингмэн скупо одобрил написанное и дал своему клерку подписаться под обеими бумагами.
— Не раздумал покинуть вечером город? — спросил он и, услышав мой утвердительный ответ — то есть, что после свидания с Эмори, — записал мой адрес и телефон в Чикаго. Затем он сказал:
— Слушай, а вот этот вопрос о ликантропии…
— Да, и что такое?
— Одно меня удивляет, Хантер. Отчего это ты так много о ней знаешь, ну в самом деле? В библиотеке — и то о ней почти ничего нет, и в энциклопедии тоже. Хотел было я о ней почитать, поскольку в этом, как бы… ну, нечто есть. Так почти ничего не нашёл. Ты-то почему всё это знаешь?
— Только немногое. Просто знаю, что она существует. Кажется, я как-то читал в книге про распространённые суеверия. Была там глава о волках-оборотнях, и в ней говорилось, что такое ликантропия и каким образом отдельные её случаи привели к возникновению веры в оборотней. Как и летучие мыши — они существуют и относятся к семейству вампиридов, — вызвали веру в вампиров-людей — которых не существует.
— Название книги помнишь?
— Сейчас уже нет. Попытаюсь вспомнить и дам вам знать.
— Так-так. Забавно, что ты помнишь детали и не помнишь названия книги. Знаешь, почему это забавно?
Я покачал головой, не схватывая, к чему он подводит.
— Знаешь, что такое акрофобия? — спросил он.
Слово было смутно знакомым, но нащупать его значение я не смог.
— Лишь одну часть — фобию, — сказал я. — Это ненормальная боязнь чего-либо.
Кингмэн кивнул.
— Ненормальный страх высоты. Я знаю об этом, поскольку сам немного — того. Не сильно, но немного. Человек, который чем-то таким болен, непременно почитает о том в книгах, поскольку интересуется. Мне кажется, не много найдётся людей, которые знают, что такое ликантропия. Я даже точно могу это утверждать, я тут поспрашивал. Сечёшь, о чём я?
— Ещё бы, — ответил я. — Но только вы и сами в это не верите, иначе уже упекли бы меня за решётку. И не только; вы бы призвали полицию штата и национальную гвардию, чтобы тюрьму охраняло не меньше батальона.
Шериф хмыкнул.
— Гораздо вероятнее, что ты был бы застрелен в процессе задержания.
— Тоже неплохая мысль, — ответствовал я.
— Есть и ещё одна, Хантер. У нас в округе ликантропы ещё не водились до той ночи, как ты прибыл в город.
Я уже встал, собираясь идти, но тут опять сел.
— Не то чтобы меня это заботило, шериф, но ради доброго имени агентства Старлока я не хочу, чтобы вы думали нечто подобное. Есть в городе хороший психиатр?
— Нет, нету. И всё же я спрашивал об этом у доктора Корделла, то есть насчёт освидетельствования. Он сказал, что никакой психиатр не даст гарантии, что человек нормален, без длительного наблюдения и неоднократного освидетельствования. Особенно если человек, которого обследуют, пытается скрыть тот факт, что он свихнулся. И тем более, если у человека такой вид помешательства, который находит на него приступами, а не выставляет его небольшим психом ежедневно.
Я вновь встал и произнёс:
— Что ж, я просто подумал. У меня добрые намерения.
Шериф проводил меня до выхода из конторы.
— Мне, возможно, стоит провериться самому — не идиот ли я, что не задержал тебя, — сказал он, однако же протянул лапищу и пожал мне руку.
Кажется, мне следовало бы пересчитать свои пальцы, но я не стал. Как бы то ни было, а это уже было лучше, чем когда я в прошлый раз покидал контору шерифа.
Придя на гостиничную стоянку, я сел в «кадиллак». Была некоторая возможность перехватить ещё Эмори и хоть намного с ним поговорить. В четверть десятого он сказал мне, что уезжает через час-другой, а было это полтора часа назад. Но если я перехвачу его до отъезда, он, может быть, и не станет так спешить со своей поездкой.
Подъехав к его дому, я постучал в дверь, но ответа не последовало. Любопытство побудило меня подёргать за ручку, в чём я тут же раскаялся, поскольку ручка повернулась, открыв дверь для входа. Я немедленно затворил дверь и огляделся.
В поле через дорогу паслась корова, украшенная коричневыми пятнами по белому, но на меня она не глядела.
Я выругался на Эмори, зачем он ушёл, не заперев дверь и тем самым вводя меня в соблазн; и что теперь было делать, как не войти внутрь! Слишком уж хороша была возможность проверить правдивость рассказа Рэнди Барнетта о гримёрном столике, зеркале в человеческий рост и театральных костюмах. Если Рэнди просто так это наболтал, значит, мне следовало и ко всему прочему, что я «узнал» от него, отнестись соответствующим образом.
Я ещё раз бросил взгляд на пятнистую корову и вошёл в дом. Дверь я оставил полуоткрытой, будучи уверен, что таким образом вовремя услышу звук подъезжающей машины, чтобы быстренько спуститься вниз, в прихожую, и сказать,
